Убежище

— Спокойной ночи, Лолита, — сказала Царевна-лягушка. — Спасибо тебе, что ты так позаботилась о Севе. Его раны почти зажили.

— И все же, — сказала упрямая Лолита, — я считаю, что в двадцать первом веке всегда полезнее пойти в медпункт, чем лечиться так называемыми волшебными средствами. У всяких знахарей…

А так как ей никто не ответил, то она резко повернулась и ушла следом за Ванессой.

Зашумели голоса, захлопали двери, послышался смех. Это кончилось кино. И все расходились по домикам.

— Пошли со мной, — сказала царевна.

Она шагнула прямо в кусты, и кусты расступились перед ней.

Сева шел за ней, и за его спиной кусты беззвучно смыкались.

Они вышли на небольшую полянку, ярко освещенную лунным светом. Сева никак не мог сообразить, где в лагере прячется такая полянка.

Посреди полянки стоял небольшой столик на тонких гнутых ножках.

На столе были банки и баночки старинного вида.

— Снимай футболку, — сказала царевна, — все равно она у тебя рваная.

Она взяла футболку Севы и кинула ее в кусты.

Там в кустах зашуршало. Захлопотали чьи-то ножки и ручки.

Зашептались голоса.

Царевна взяла со стола флакон и налила из него себе на ладонь густой, как сметана, мази.

— Подставляй физиономию, — сказала она.

И тут Сева вдруг понял, что она только кажется его ровесницей, а в самом деле она постарше. Ей лет шестнадцать.

Нежной рукой, тонкими пальцами царевна стала втирать мазь в щеку Севе, потом в плечо, потом смазала порезанные руки.

— До свадьбы заживет, — сказала она, — бери футболку.

Целая, чистая футболка лежала на траве у Севиных ног.

— И что теперь будет? — спросил Сева.

Царевна засмеялась.

— Правильный вопрос. Я бы то же самое спросила.

Она потянулась, как со сна, и взбила обеими руками свои длинные волосы.

— Ох и устала же я сегодня, — сказала она. — То в тумбочке, то в лейке, а то тебя пытают, как Муция Сцеволу. Ты, конечно, болел, когда в школе проходили про Муция Сцеволу?

— Точно, болел.

— Посмотришь в истории Древнего Рима. Главное то, Всеволод Савин, что ты прошел испытание. И отныне твоя жизнь будет очень интересной, но трудной и опасной. Тебя это не смущает?

— Ни в коем случае! — воскликнул Сева.

— Мы знали, что ты выдумщик, авантюрист, порой не самый храбрый и точно уж не самый сильный из ребят города Москвы. Но в тебе были качества, очень нам нужные. Поэтому пришлось устроить тебе испытание.

— Это было испытание?

— Да, и не обижайся. Нам нужно было понять, верен ли ты друзьям, способен ли забыть о себе, когда надо помочь слабому, хороший ли ты человек.

— Самый обыкновенный, — признался Сева. — А кто вы такие?

— Мы — жители мира сказок. Мы спасатели легенд. Мы затеяли великую эпопею, но нам нужны союзники среди людей.

— И что же вы затеяли?

— Мы поговорим с тобой, когда ты отдохнешь и когда нам понадобится твоя помощь.

— Какая помощь?

— Мы будем строить убежище для жителей сказочного мира, которым некуда деться среди людей, машин и денег. Без твоей помощи нам не справиться.

— Я согласен, царевна, — сказал Сева. — Что надо делать?

— Пока что надо идти спать, потому что вот-вот будет отбой. Пока что надо молчать о нашем с тобой разговоре. Пока что надо ждать. Спокойной ночи, мой Иванушка!

— Спокойной ночи, Царевна-лягушка, — ответил Сева.

— До встречи, — сказала Царевна-лягушка и вдруг растворилась в ночном воздухе, наполненном светом луны и звезд.

Шлеп!

У ног Севы сидела лягушка.

Без короны. На голове темный шрам.

Лягушка прыгнула и в одно мгновение скрылась в кустах. Только листья зашуршали.

Глава восьмая Звонок из лагеря

В обширный, как хоккейный стадион, скромно и без вкуса обставленный кабинет Георгия Георгиевича Полотенца, президента Международного унитарного фонда развития (МУФР), без стука вошла Элина Виленовна, секретарь Георгия Георгиевича и всего МУФРа в целом.

Была Элина Виленовна сказочно красива, как девушка-спортсменка со старого плаката. Ее пшеничные кудри рассыпались по широким плечам пловчихи, лицо несло на себе следы загара Сейшельских островов, а дробная быстрая походка была точно такой же, как у ее любимого жеребца Добриона, на котором она возвращалась домой, если на улицах были пробки и ее машина была вынуждена в них задерживаться.

— Совещание в три тридцать, как объявлено? — спросила Элина Виленовна.

— Разумеется, — ответил Георгий Георгиевич, не поднимаясь из кресла.

Он не любил стоять рядом с Элиной Виленовной, потому что она была выше его на голову, а может, и на две головы, а ее ноги начинались там, где у него была толстая шея.

Элина Виленовна была подчиненной Георгия Георгиевича и должна была ему во всем подчиняться, потому что он мог запросто выгнать ее с работы, но на самом деле Георгий Георгиевич очень боялся, что она сама от него уйдет.

— Чай, кофе? — спросила Элина Виленовна.

— Вы же знаете, — сказал Георгий Георгиевич. — Ти фор ту.

Что означает — чай для двоих.

Элина Виленовна не удивилась, а щелкнула пальцами — это она умела, и на журнальном столике в углу кабинета появился поднос с японским чайником, маленькими чашечками и любимым печеньем Георгия Георгиевича — птифур.