Убежище

Сева положил сумку под сиденье. Место рядом с ним было свободным. Самолет был не полон.

Когда завтрак закончился, а до Хельсинки еще оставалось полчаса, Сева решил поглядеть, что в сумку положил аэропортовский гном, но тут на него напал странный сладкий сон. Может, потому, что он плохо спал ночью.

В результате Сева проспал посадку.

Самолет подпрыгнул и покатил по финляндскому аэродрому. Сева проснулся от голоса по радио, который просил не вставать с места до полной остановки самолета.

Конечно, многие стали вставать с мест и доставать с верхних полок свои сумки, а Сева не знал, что ему делать, но тут у него из-под ног раздался звонок.

Сева поглядел вниз — никого.

И тогда он сообразил, что звонит в его сумке. Значит, аэропортовский домовой подложил туда сотовый.

Сева быстро расстегнул «молнию», и в самом деле: поверх сложенной рубашки лежал мобильник.

Сева нажал на кнопку.

— Добро пожаловать, — произнес глухой голос с небольшим акцентом. — Надеюсь, ваше путешествие было приятным. Не спешите выходить из самолета, а когда спуститесь по трапу на летное поле и пойдете к выходу, то к вам подойдет стюардесса в синем берете и с родинкой на правой щеке. Она отведет вас к служебному выходу. Слушайтесь ее во всем.

Ну точно как в приключенческом романе!

Сева послушно выполнил все указания голоса в мобильнике и вышел из самолета почти последним.

Внизу у трапа стояла курносая белокурая девушка в синем костюме и синем берете. На розовой круглой щеке была видна маленькая темная родинка.

— Савин? — спросила она, глядя мимо Севы.

— Савин.

Тогда девушка осторожно, кончиками пальцев, сняла со щеки приклеенную к ней родинку и сказала:

— Привет.

Они пошли рядом по летному полю в сторону алюминиевых ангаров.

Возле небольшой двери в воротах закрытого ангара девушка помахала Севе рукой и пошла дальше. Сева понял, что надо остановиться.

И в самом деле: из ангара высунулся домовой.

Нет, ну это слишком! Почти такой же, как в Москве!

Только одет иначе: в шортах и ковбойке. Наши домовые в шортах не ходят, а делают вид, что носят летные мундиры.

— Привет, — сказал ему Сева, — вы по-русски разговариваете?

— А я, батенька, — ответил домовой, запрокинув голову и уткнувшись острым концом бороды в колено Севы, — сам-то родом буду из Ораниенбаума, слыхал о таком месте?

— Нет.

— А это целое семейство дворцов и прудов, построенных ея императорским величеством матушкой Екатериной Алексеевной. Там в музейной тишине и прошла моя молодость.

— Вы с императрицей были знакомы? — удивился Сева.

— А ты заходи, заходи, нечего посреди летного поля маячить. Мало ли кто за нами наблюдает…

Сева зашел в ангар. Там было прохладно и полутемно. Самолеты, которые стояли там, казались совсем маленькими.

— В основном, — сказал домовой, — здесь хранится сельхозавиация и пожарники. Лес бережем. Так о чем я?

— О Екатерине Алексеевне, — сказал Сева.

— Ну и зверь-баба была! — воскликнул вдруг домовой. — Родного мужа, Петеньку — сколько мы с ним в солдатики играли! родного мужа приказала шарфом задушить. Петечку… жалко мужика…

И домовой залился слезами.

Сева стоял рядом и молчал. Ну что ты будешь делать — прилетел тайно в Финляндию на явку со Снежной королевой, а домовой рыдает, жалеет старинного русского императора. Рассказать Лолите — она обхохочется.

— Хватит, — раздался голос из-под округлого потолка ангара. — Пора лететь. Королева ждет. А тебе, Андреас, пора бы подумать о пенсии.

— Ну вот! — Домовой стал грозить кулачком небу. — Хватит этих подсматриваний и подглядываний. Я сам от вас уйду!

После этого домовой Андреас, по специальности, как потом узнал Сева, ангарный, начал тянуть Севу за сумку в глубь ангара.

Он бежал, часто переставляя ножками в сапожках на высоких каблуках. Оказывается, ему хотелось казаться выше.

Сева еле поспевал за ним.

Они пробежали сквозь весь ангар мимо спящих самолетов и через заднюю дверь выскочили на зеленое поле, где стояли вертолеты и маленькие спортивные самолеты.

Домовой продолжал ругаться, хотя ругаться было не с кем.

— Вот и наш самолет, гордость воздушного флота!

Посреди поля стоял старинный самолетик, будто весь собранный из бамбуковых палок и обтянутый парусиной. Такие самолеты лет сто назад называли этажерками.

Возле самолета стоял невысокий человек в кожаной куртке, кожаном шлеме, кожаных штанах и кожаных сапогах. Все на нем было черное, поношенное, но крепкое. Лицо было закрыто квадратными темными очками. Так что оставалось место лишь для очень пышных усов.

— Вот твой пассажир, — сказал домовой. — Лети, Гарри Коллинз.

Пилот протянул Севе руку. Ладонь была жесткой и холодной.

Настоящая ладонь пилота.