Убежище

— Конечно! Похищению вашей матери посвящены все передовицы утренних газет. Сейчас они говорят о неизвестной американской женщине, но уже сегодня ее имя станет известно, и посольству придется сделать заявление. Мы пытаемся успокоить журналистов, но история уже наделала шума. Правительство тоже не заинтересовано в шумихе, ведь она ударит по репутации страны, а сейчас, как вам наверняка известно, ситуация довольно щепетильная. Они хотят представить все как историю с украденными реликвиями, дележ добычи между контрабандистами.

— Чушь какая-то! — горячо запротестовала Миа. — Моя мать не контрабандистка.

Корбен сочувственно пожал плечами, но сам, видно, не был в этом убежден.

— А вы хорошо ее знаете?

Из-за усталости и голода или потому, что его вопрос не лишен был оснований, Миа действительно не знала, что и думать. Тем не менее резко возразила:

— Она моя мать!

— Вы не ответили на мой вопрос.

Миа недовольно нахмурилась:

— Я провела здесь всего три недели, а раньше жила в Бостоне. Конечно, я не могу сказать, что мы с ней очень близки, но она все равно остается моей матерью, и я знаю, какой она человек. А ваши намеки мне неприятны. Вам доводилось с ней встречаться? Она же просто одержима своей археологией! — Она устало вздохнула. — Моя мать порядочный человек.

«Порядочный человек». Миа не могла бы этого доказать, но интуитивно чувствовала — так оно и есть.

— А ваш отец? Где он живет?

— Я никогда его не видела. Он умер вскоре после моего рождения во время крушения самолета, когда летел в Иорданию.

Искоса взглянув на нее, Корбен кивнул, видимо, обдумывая ее слова.

— Извините и примите мои соболезнования.

— Ничего, с тех пор прошло много лет.

Она замолчала и стала смотреть в окно. Улицы уже заполонили пешеходы, вышедшие по своим обычным делам. Миа на миг позавидовала их беззаботности, но быстро сообразила — это лишь внешнее впечатление, если вспомнить о том, что они перенесли во время войны, и разоренное состояние страны. Кто знает, что скрывается за красивым фасадом, и ей вдруг подумалось: когда в критическую минуту люди проявляют себя по-настоящему, зачастую оказывается, что мы знали посторонних гораздо хуже, чем полагали. С чувством вины ей подумалось: а что, если Баумхофф и Корбен правы? Ведь она действительно не очень хорошо знала свою мать, не знала, как протекала ее жизнь. А ведь именно здесь родственные чувства могут столкнуться с жестокой и неприятной правдой.

Автомобиль замедлил скорость и вскоре окончательно застрял в пробке на узкой улочке с односторонним движением.

— Вы серьезно думаете, будто моя мать могла оказаться замешанной в историю с похищенными реликвиями?

Он посмотрел ей прямо в глаза.

— Насколько я понимаю, эти люди специально следили за ней, и если она не окажется первым звеном в цепочке дальнейших похищений иностранцев, что наша разведка считает в высшей степени маловероятным, на данный момент это единственная версия, с которой нам придется иметь дело.

Миа заметно пала духом. Корбен, внимательно следивший за выражением ее лица, поспешил ее успокоить:

— Послушайте, для нас не так уж важно, почему ее похитили. Главное, похитили гражданку США, да еще прямо на улице, и нам необходимо знать причины ее похищения только потому, что они помогут ее спасению. Ведь наша основная задача сводится к освобождению вашей матушки, а остальным мы можем заняться и после.

Миа выдавила слабую улыбку. Его убедительный тон успокоил ее, и она благодарно кивнула.

— Вы, конечно, очень устали, — продолжал он. — Я понимаю, вам хочется поскорее вернуться в свой номер, принять душ, но мне действительно нужно сейчас обсудить с вами случившееся. Вы же оказались на месте происшествия, так что, если расскажете мне о том, чему были свидетельницей, это очень поможет нам в поисках вашей матери. В таких ситуациях медлить нельзя. Как вы думаете, мы можем поговорить прямо сейчас?

— Ну конечно!

Глава 15

Эвелин пришла в сознание от едкого резкого запаха.

Она отдернула голову в сторону, открыла глаза, и на нее обрушились потоки яркого неонового света, исходившего со всех сторон, словно она оказалась в белой коробке. Эвелин сразу зажмурилась.

Постепенно сознание ее прояснилось, и она поняла, что уже не лежит на дне кузова в машине, а сидит на каком-то жестком стуле. Она попыталась поменять положение и, ощутив боль в кистях и щиколотках, попробовала пошевелить ими, но безуспешно. Значит, ее привязали к стулу.

Она почувствовала рядом какое-то движение и, осторожно приоткрыв глаза, смутно различила удаляющуюся от ее лица руку с зажатым в пальцах каким-то цилиндрическим предметом. Когда ей удалось сосредоточить взгляд, она увидела пузырек, очевидно, с нюхательной солью. Ее обоняние уловило остаточные следы неприятного резкого запаха. Лицом к ней стоял какой-то человек.

Первое, что она увидела, были его глаза — необыкновенно голубые и лишенные какого бы то ни было выражения. Больше всего к ним подходило определение ледяные. Он пристально смотрел на нее, с бесстрастным интересом ловя каждое ее движение.