Убежище чужих тайн

Когда впоследствии Амалия вспоминала этот эпизод, она с неудовольствием была вынуждена констатировать, что он прямо-таки напрашивался на сравнение с тем, что происходит в курятнике, когда туда вторгается лиса, или, к примеру, с переполохом в птичьей клетке, когда в распахнутую дверцу просовывает лапу кот, собирающийся коварно закогтить одну из птичек.

Аделаида Станиславовна отшатнулась, и выражение ее лица в этот момент ни один человек на свете не назвал бы приветливым. Что касается Казимира, то он заметался по комнате, споткнулся о кресло, чертыхнулся и, едва удержавшись на ногах, энергично замахал своими коротенькими ручками в сторону горничной.

– Нас нет дома!

– Казимир! – возмутилась Аделаида Станиславовна.

– Воля твоя, но я не собираюсь видеть здесь этого мерзавца, – пылко объявил брат, поворачиваясь к ней. – И разговаривать нам с ним не о чем.

– Успокойтесь, дядюшка, – вмешалась Амалия. – Думаю, на самом деле месье хотел бы побеседовать со мной, так что он охотно извинит вас, если вы будете заняты и не сможете уделить ему ни минуты своего времени.

– А чем мы заняты? – удивилась Аделаида Станиславовна.

– Мы готовимся переехать в другой дом, – напомнил Казимир. – И у меня действительно совсем нет времени ни для чего другого!

После чего он подхватил одной рукой чемодан, другой взял под локоть свою сестру и поспешил к дверям, которые вели во внутренние покои.

– Так мне пригласить господина Мокроусова? – спросила горничная, совсем сбитая с толку.

– Да, пусть он войдет, – сказала Амалия.

Окинув взглядом гостиную, она увидела смятые газеты и быстро сложила их, а затем закрыла шкатулку с принадлежностями для вышивания, которая была открыта. Но все эти действия только увеличивали ее внутреннюю тревогу, которую она изо всех сил стремилась заглушить.

«Он или не он? – спросила она себя, услышав возле двери тяжелые, как ей показалось, шаги. – Но, конечно, это вздор, даже если он убийца, он постарается ничем себя не выдать…»

Она с милостивой улыбкой на устах повернулась к человеку, который только что вошел в гостиную.

Напротив нее стоял высокий статный господин, которому можно было бы дать лет шестьдесят. Волосы его, когда-то темные, теперь были почти сплошь седыми, но если и поредели по сравнению с былыми годами, то ненамного. Из-под ломаных бровей смотрели ослепительно-синие глаза, и становилось ясно, что обладатель их в молодости был писаным красавцем. Впрочем, он и сейчас олицетворял собой тот тип, который юные девушки с замиранием сердца именуют «интересный мужчина» и на который заглядываются, даже если поблизости находится дюжина их сверстников. При ходьбе Сергей Петрович опирался о дорогую трость, перстень носил только один, но зато такой, которому позавидовал бы и король. Черный костюм гостя был безупречен, и соперничать с ним могли разве что его же ботинки.

«Шаги командора… Нет, не то… Смесь Дон Жуана с командором… Интересно, кто-нибудь писал о старости Дон Жуана?»

Но тут Амалия увидела устремленные на нее сверкающие синие глаза, довольно сухо представилась и предложила гостю сесть.

– Я надеялся застать ваших многоуважаемых родственников, госпожа баронесса, – промолвил Мокроусов, осторожно усаживаясь в кресло. – Поверите ли, но когда я видел вас в последний раз, вы были вот такая, – и он свободной рукой показал над полом, какого она была роста в два или три года. – Как поживает ваша матушка?

– Нет, – твердо сказала Амалия.

– Простите? – изумился ее собеседник.

– Мы не будем говорить ни о моей матери, ни о дяде, ни о других родственниках, – усмехнулась баронесса фон Корф. – К чему зря тратить время? Скажите мне, зачем вы пришли, и я, может быть, скажу, чем можно вам помочь.

Откинувшись на спинку кресла, Сергей Петрович изучал взглядом свою собеседницу. Он явно затягивал паузу, но Амалия не торопилась ее прервать.

– Вчера вечером я видел свою дочь, – промолвил он наконец тяжелым голосом. – Кажется, вы произвели на нее большое впечатление. Вы вызвались помогать ей в… – он не договорил, ограничившись легкой неодобрительной гримасой. «Как если бы речь шла о волосе в супе», – с неожиданной злостью подумала Амалия.

– Вас это беспокоит? – напрямик спросила она.

– А почему это должно меня беспокоить?

– Тем не менее вы здесь.

– Вы уже готовы меня обвинить?

– А у вас есть чем оправдаться?

– Я не обязан оправдываться перед вами, госпожа баронесса, – тихо, но внушительно промолвил тот, кого Амалия про себя окрестила «смесью Дон Жуана и командора». – Если вы не знали или запамятовали, сударыня, меня уже оправдал суд. Я невиновен, – уголок его рта дернулся, – в этом чудовищном злодеянии.

– О да, и ваша невиновность вам дорого обошлась.

Она увидела, как сверкнули глаза гостя, и с удовольствием убедилась, что все-таки задела его за живое.

– Вы вольны думать что угодно, госпожа баронесса, но я не убивал мадемуазель Леман.

– Скажите еще, что вы знать ее не знали, – колюче отозвалась Амалия. – Или что вас связывали с ней исключительно узы дружбы… Такие же, как и с будущей мадам Белланже.