Убежище. Дневник в письмах

Вечерами я иногда хожу к Ван Даанам, немного поболтать. Тогда мы едим «нафталиновые» печенья с патокой (коробка с печеньем стояла в платяном шкафу, который пересыпан нафталином от моли) и веселимся. Недавно разговор зашел о Петере. Я рассказала, что Петер часто гладит меня по щеке и что я этого не люблю. Они спросили меня, типично по-родительски, не могу ли я полюбить Петера, потому что он наверняка меня очень любит. Я подумала: «Ой-ой-ой!» – и сказала: «О нет!» Представляешь? Потом я сказала, что Петер ведет себя немного неловко и что я думала, он стесняется. Так бывает со всеми мальчиками, которые пока нечасто встречались с девочками.

Я должна сказать, что «подпольный комитет» Заднего Дома (отделение господ) оказался весьма изобретательным. Послушай, что они теперь придумали, чтобы менеер Брокс, торговый агент фирмы «Опекта», наш знакомый и тайный хранитель нашего имущества, получил от нас весточку! Они напечатают письмо лавочнику, косвенному клиенту «Опекты» в Зеус-Вландерен, с тем чтобы он заполнил вложенную записку в качестве ответа и, вложив ее в прилагаемый конверт, выслал обратно. На этом конверте папа напишет адрес. Когда этот конверт из Зеус-Вландерен вернется, вложенная записка будет вынута и папа напишет другую собственной рукой, давая тем о себе знать, и вложит в конверт. Таким образом Брокс сможет прочитать это, не подозревая, где мы. Они выбрали именно Зеус-Вландерен, потому что эта область находится близко от Бельгии и, значит, письмо могло быть нелегально переправлено через границу и потому что туда никого не пускают без специального разрешения. Простой торговый агент вроде Брокса такое разрешение вряд ли получит.

Папа вчера опять разыграл комедию. Его мутило от усталости, и он свалился в кровать. Так как у него мерзли ноги, то я надела ему мои спальные тапочки. Через пять минут они уже валялись около его кровати. Потом ему стал мешать свет, и он забрался с головой под одеяла. Когда свет был выключен, он очень осторожно вылез из-под одеял. Это было ужасно комично. Потом разговор зашел о том, что Петер называет Марго «тетей». Вдруг из глубины раздался папин голос: «Здравствуйте, я ваша тетя».

Кошка Муши становится все более милой и ласковой со мной, но я все еще побаиваюсь ее.

Твоя Анна

ВОСКРЕСЕНЬЕ, 27 СЕНТЯБРЯ 1942 г.

Милая Китти!

Сегодня у нас с мамой была так называемая «дискуссия», но самое неприятное то, что я сразу пускаюсь в слезы, я ничего не могу с собой поделать. Папа всегда мил со мной, и он понимает меня намного лучше. Ах, в такие минуты я маму снова терпеть не могу, и я ей тоже чужая, это очевидно, она даже не имеет понятия, что я думаю о самых простых вещах.

Речь зашла о прислуге, о том, что надо бы называть ее «помощницей по хозяйству» и что это именно так и будет называться после войны. Я была не совсем согласна, и тогда она сказала, что я, мол, слишком часто говорю о том, что будет после, и что я при этом представляю себя взрослой дамой. Но это вовсе не так, почему же мне нельзя иногда строить воздушные замки, ведь ничего в этом страшного нет, зачем же это так серьезно воспринимать! По крайней мере, хоть папочка меня защищает, без него я бы здесь почти наверняка не выдержала.

С Марго у меня тоже отношения не ахти. Хотя в нашей семье никогда не бывает таких скандалов, как наверху, все-таки мне обстановка далеко не всегда приятна. У меня совершенно другой характер, чем у мамы и Марго. Я понимаю своих подруг лучше, чем собственную мать. Как жаль!

Мефрау Ван Даан уже в который раз не в духе, она ужасно капризна и прячет все больше личных вещей. Жаль, что мама не отвечает на каждую «ван-даановскую» пропажу «франковской» пропажей.

Очевидно, некоторым людям доставляет особенное удовольствие воспитывать не только своих детей, но и детей своих знакомых, Ван Дааны именно такие. Марго воспитывать нечего: она от природы сама доброта, ум, сердечность, но ее недостающую долю пороков с избытком восполняю я. Сколько раз во время еды случается перебранка. Папа и мама всегда пылко меня защищают, без них я не смогла бы хладнокровно опять и опять вступать в борьбу. Хотя они меня снова и снова предупреждают, что я должна меньше говорить, ни во что не вмешиваться и вести себя скромнее, чаще всего мне это не удается. Не будь папа каждый раз так терпелив, я бы уже давно потеряла надежду, что хоть когда-нибудь смогу достаточно соответствовать родительским требованиям, хотя они вовсе не такие уж высокие.

Если я беру мало овощей, которых терпеть не могу, а вместо них ем картошку, Ван Дааны, особенно мефрау, не могут не возмутиться моей «избалованностью».

– Давай, Анна, возьми-ка еще немного овощей, – следует тут же.

– Нет, спасибо, мефрау, – отвечаю я, – мне достаточно картошки.

– Овощи очень полезны, твоя мама сама так говорит, возьми еще, – настаивает она, пока не вмешается папа и не поддержит мой отказ.

Тогда мефрау рявкает: