Убиенная душа

— Нельзя было понять, то ли он был разъярен вместе с толпой, желавшей со­драть шкуру с лошади, то ли, озверев, сам был готов задушить толпу,— с улыбкой про­цитировал Брегадзе слова Берзина.

— Сейчас это, наверно, уже выяснилось,— добавил Берзин, неестественно рас­смеявшись.

Теперь и работник ГПУ осторожно включился в разговор.

— Кстати, за что вы его арестовали? — скромно осведомился Брегадзе.

— Спроси Берзина, ему это лучше известно,— ответил работник ГПУ.

— Как? — удивился Берзин.

— Помнишь, я давал тебе книгу Достоевского с примечаниями? — спросил ра­ботник ГПУ, улыбаясь.

— Ах, да,— ответил Берзин и тоже улыбнулся.

На этом разговор о Тамазе закончился. О каких-либо других причинах ареста работник ГПУ не говорил. Берзи-н был рад, что вина Тамаза заключалась лишь в напи­сании примечаний. Это не считалось большим преступлением — Берзин знал это, как бывший работник ГПУ. «Тамаз еще несколько месяцев будет содержаться в заключе­нии, после чего его оправдают и освободят,— подумал он.— Освобождение, по-видимо­му, можно как-то ускорить»,— продолжал он размышлять.

В тот же вечер Берзин посетил Нату и сообщил ей все, что узнал о Тамазе. Он попросил ее сохранить это в тайне. Ната очень обрадовалась новости. Радость усилила доверие Берзина к ней. Она потеплела по отношению к Берзину. То неприятное, что было в чертах его лица, теперь исчезло. Более того, в этом спокойном суровом чело­веке даже ощущалось какое-то тепло. Берзин почувствовал, что произвел впечатление на Нату, и стал немного раскованнее. Эта женщина зажигала его. Она была тем су­ществом, которое внесло сумятицу в его строгое материалистическое мировоззрение. Он не мог отнести Нату к обычной категории женщин. Это еще больше возбуждало его интерес к ней, Прощаясь, он даже поцеловал ей руку. Сделал это необычайно га­лантно, так что Ната даже не заметила его смущения. Берзин знал, что в этой комнате не было тех неусыпно стерегущих глаз.

С этого дня они стали видеться чаще. Ната была уверена, что Берзину ничего не стоило отвратить от Тамаза любую опасность. Он всегда улыбкой отвечал на ее уверен­ность и не убавлял, а, наоборот, укреплял ее. Мало-помалу он освободился от скован­ности. Ната не могла не заметить, что нравилась Берзину. Она думала о любви Тамаза к ней и восприняла чувство Берзина как удар. Но чего бы она только не вынесла ради Тамаза! Она даже готова была пожертвовать ради него своим женским достоинством. Может быть, Берзин ждал от нее именно этого, невольно спрашивала она себя. Она стыдливо избегала ответа на этот вопрос. Берзин не переступал известной грани, хотя и был близок к этому. Ната делала вид, что не замечает его смелости, и в то же время не отвергала его ухаживания, став почти податливой. В такие минуты мужские и жен­ские волны встречались друг с другом, не причиняя ей боли. Берзин заметил это, но ре­шающего шага все же не сделал.

Освобождение Тамаза задерживалось. Ната расстроилась. От тоски по возлюблен­ному в ее горле пересохло, как у голодной волчицы. Она напоминала иссохшую, потре­скавшуюся землю, жаждущую благодатного дождя. Ната воплощала собой Иштар, по­терявшую Таммуза. Как и Иштар, ей пришлось спуститься в преисподнюю, чтобы спасти Таммуза, думала она. Лишь теперь она поняла, что имя ее возлюбленного происходит от имени вавилонского героя, и обрадовалась этому. Она должна стать Иштар, должна сбросить с себя все оболочки, оголиться, чтобы вызволить возлюбленного из тьмы. Тог­да земля оросится благодатным дождем, тогда ее лоно расцветет, тогда нальются ко­лос и виноградная гроздь, домашний скот снова почувствует свою первобытную силу, вымя коров опять отяжелеет от молока. Да, Ната должна стать Иштар, думала она. К тому же в Берзине ее что-то привлекало...