Убийства мальчиков-посыльных

— А вам сегодня не надо забирать маму откуда-нибудь и куда-нибудь везти? А самому ехать куда-нибудь не надо? Я помню, как вы беспокоились в первый раз.

При этих словах он посмотрел на часы и вдруг вскочил:

— Господи! Уже семь часов! Вы такой молодец, такая умница! Нет, вы должны стать моим помощником и всегда быть рядом со мной! Вы правы, мне надо было забрать маму в шесть и отвезти к доктору! Она такая строгая! Я про-про-пропал!

Схватив плащ и шапку под мышку, он выбежал, крикнув:

— Пока!

По лестнице он спускался с таким грохотом, что мне показалось, будто от его прыжков у меня качается стол.

«Don't play with me cause you play with fire».Я улыбнулся сам себе. Какой бестолковый, взбалмошный человек, надо же! А Эсме так и не пришла. Да и не собиралась, конечно же. Я встал и взял дедушкин макинтош. Сунул руку в карман, вытащил серебряного Пегаса и посмотрел на него. Он был очень красивым, но как-то хитро смотрел на меня, отчего его морда выглядела ехидной и слегка нетрезвой. Но я не собирался придавать этому значения.

Когда Человек в Медвежьей Шапке ушел, мне расхотелось сидеть в конторе. Когда я добрался по извилистым городским улицам до дома, моим глазам предстало незабываемое зрелище: пьяный в стельку Ванг Ю. У индусов есть одни алкогольный напиток, называется «арак». Вот его-то он, душенька, и налакался. Так, что еле на ногах стоял.

— Боже мой, Ванг Ю! — воскликнул я. — Я мог себе представить, что упаду с дерева и сломаю шею, но представить тебя в таком состоянии я не мог.

— Я вспомнил нашего ворона, господин, — сказал Ванг Ю.

— Вашего ворона? — удивился я. — Конечно, как же тут не напиться, если вспомнить ворона! Что за ворон, чей?

— Мадагаскарский ворон, — ответил он.

— Да ты что! Настоящий ворон?

— Ванг Ю очень любил вашего дедушку, — сказал он. — Ванг Ю жизнь бы за него отдал. У нас был ворон. Очень умный ворон. Читал сонеты Шекспира. Это ваш дедушка его научил.

Сколько удивительных, подчас невыносимых, сюрпризов преподносит жизнь! Правда, мадагаскарский ворон, декламирующий сонеты Шекспира, пожалуй, особенно невыносим…

— Ваш дедушка очень любил читать Шекспира, — продолжал Ванг Ю. — Когда он учил меня читать и писать, он заставлял меня зубрить монологи из «Гамлета».

— Гамлет — это пьеса для подростков, — заявил я. — Классика молодежи. — На мгновение я почувствовал себя болтливым мадагаскарским вороном.

— Как же это было… — пробормотал Ванг Ю. — Ах да, вот:

Сравню ли с летним днем твои черты?
Но ты милей, умеренней и краше.
Ломает буря майские цветы,
И так недолговечно лето наше! [1]

— Это четверостишие наш ворон читал без единой запинки, — пояснил Ванг Ю. — Первое четверостишие самого любимого сонета вашего дедушки. Конечно, и моего любимого тоже. Я ведь любил то же, что и он.

Нда. Без сомнения, индийский слуга, без запинки читавший наизусть сонеты Шекспира, был не менее удивителен, чем мадагаскарский ворон. Не могу сказать, что не подумал того же, что ты, о мой проницательный читатель: может быть, убийца — слуга?

Той ночью я мог бы разговорить Ванга Ю и узнать все, что хотел. Но хоть меня порядочным человеком и не назовешь, не в моих принципах лезть в душу к пьяному, чтобы выведать его тайны.

— Ложись лучше спать, Ванг Ю, — сказал я, — и не расстраивайся. Хочу тебя только об одном спросить: как звали вашего ворона?

— Ангел, — ответил Ванг Ю. — Мы звали ворона Ангел, и ему нравилось это имя.

Я даже не стал спрашивать, почему его самого назвали «Ванг Ю». А только пожелал ему «спокойной ночи».

Он ответил:

— Спокойной ночи, господин, — и ушел спать.

Той ночью я страшно гордился собой, своим великодушием и благородством.

* * *

Хотя я был измотан телом и душой, а может, именно поэтому, я не смог заснуть до поздней ночи. Я даже не смог толком взяться за биографию моего лошадиного дрессировщика, хотя мне ужасно хотелось, ведь когда я берусь за какую-нибудь книгу, то забываю обо всем на свете, пока она не закончится, и живу только на ее страницах. Я всегда, с самого детства, любил книги. Все же на все девять томов этой биографии требовалось время, а мне хотя и не терпелось ее поскорее дочитать, пришлось бы иногда отвлекаться — лишь от необходимости немного передохнуть, в каких случаях я обычно читал сказки Андерсена.

Когда я погасил мраморный торшер, первые солнечные лучи уже коснулись тяжелых бархатных занавесей в моей комнате. Дважды, пока я засыпал, мне казалось, будто я падал в какую-то пропасть, отчего я вздрагивал и просыпался.