Убийства на Чарлз-стрит. Кому помешал Сэмпсон Уорренби?

— Оставайтесь здесь, Хорас, — распорядился он.

Инспектор, ничего другого не ждавший, молча кивнул. Констебль Мелкинторп, сгоравший от любопытства, развернулся на водительском сиденье и открыл рот, но сразу закрыл его. Он догадался, что инспектор Харботтл ответит на нескромный вопрос лишь презрительной усмешкой.

— Жарковато, — проблеял он.

Инспектор раскрыл предусмотрительно захваченную с собой газету и погрузился в чтение.

— В это время года бывает жарко, — раздалось из-под газеты.

Констеблю не хватило смелости для продолжения разговора, пришлось довольствоваться наблюдением за старшим инспектором, шагавшим через поле к Кенелму Линдейлу.

Тот заметил его, но остался на месте, не прерывая разговора с работником.

— Сначала закончите здесь, — сказал Линдейл. — Я скоро вернусь и проверю. Добрый день, старший инспектор! Чем могу быть вам полезен на сей раз?

— Добрый день, сэр. Простите, что мешаю, но мне надо с вами поговорить.

— Хорошо. Думаю, лучше вам пройти в дом.

— Отойдем от вашего шумного механизма и побеседуем тут.

— Вот ведь адские машины! — посетовал Линдейл, провожая его к терновой изгороди, разделявшей поля. — Как я тоскую по старинным методам! Но они канули в прошлое. Итак, что вам понадобилось?

— Буду с вами откровенен, сэр. Советую и вам проявить соображение и ответить мне тем же. Я мог бы задать свой вопрос миссис Линдейл, но знаю, что вы предпочитаете иное.

— Продолжайте, — бесстрастно промолвил Линдейл.

— Скажите, миссис Линдейл в действительности является женой Фрэнсиса Алоизия Нентолла, жителя Брейдгерста?

Линдейл молчал, не показывая виду, что вопрос его удивил. Шагая рядом со старшим инспектором, он сосредоточенно смотрел себе под ноги.

— Ее девическая фамилия Соулби, — продолжил Хемингуэй. — Брак заключен 17 октября 1942 года.

Линдейл вскинул голову, его глаза зло сверкнули.

— Что толку отрицать, если вы можете доказать это? — воскликнул он. — Черт бы вас побрал! По закону все так. Не будь Нентолл католиком и неисправимым ханжой, она была бы моей.

— Не сомневаюсь, сэр.

— Как вы это раскопали? — спросил Линдейл.

— Не будем вдаваться в частности. Мне важно узнать…

— А вот и будем! У меня есть право знать, кто вам это разболтал. Если бы не чья-то болтливость, у вас не возникло бы ни малейшей причины для подозрения. Поэтому я спрашиваю: кто сунул нос в мои личные дела?

— Вы сами это знаете, сэр.

— Уорренби? — Линдейл смотрел на Хемингуэя, сведя брови на переносице. — У меня есть основания думать, что он знал — одному богу ведомо откуда! Но с вами-то он не мог поделиться своей информацией… Разве что вы наткнулись в его бумагах на донесение какого-нибудь соглядатая!

— Вы этого ждали? — быстро спросил Хемингуэй.

— О, нет! Зачем бы ему этим заниматься? Как-то я услышал от него кое-что, заставившее заподозрить, что он осведомлен о Нентолле. Однажды в «Красном льве» я его допек — я на дух его не выносил, знаете ли! — и он вдруг спросил, говорит ли мне что-нибудь фамилия Нентолл. Я ответил отрицательно. Больше он об этом не заикался и, насколько мне известно, не стал про нас болтать. Вряд ли про нас знал еще кто-нибудь, хотя, например, жена майора Миджхолма всегда старалась вникнуть в подробности нашей жизни.

— Скажу вам честно, сэр, об этом никто не знает, кроме меня и инспектора. Излишне говорить, что сам я не стану этого разглашать, если только не возникнет необходимости.

— Уверен, что не станете, но необходимость может возникнуть. Надеюсь, что вы напали на след того, кто укокошил Уорренби до того, как стали изучать мое прошлое!

— Так вы говорите, сэр, что Уорренби упомянул вам об этом один-единственный раз? Вы уверены?

— Да. Думаете, он меня шантажировал? Нет! У меня нет ничего, что могло бы его заинтересовать: ни денег, ни влияния. Более того, если бы Уорренби предпринял попытку шантажа, я сразу обратился бы в полицию. Жить с чужой женой — не преступление, так что бояться полиции мне нечего. Могу лишь предполагать, что он узнал нашу тайну случайно и намекнул, что заставит меня дорого заплатить, если я вздумаю перейти ему дорогу.

— Должен ли я понять это так, что Уорренби применил свое знание лишь для того, чтобы излить свою желчь?

— Звучит маловероятно, но, похоже, так и вышло, — хмуро согласился Линдейл. — Вероятно, он вынашивал какие-то планы. У меня сложилось впечатление, будто он ляпнул это отчасти со зла, отчасти как угрозу: мол, не примете меня в свой круг — пожалеете!

— А он мог заставить вас пожалеть?

Линдейл остановился и произнес: