Беатрис дель Пераль задумалась на несколько секунд, а потом уверенно ответила:
– В Мадриде. Как говорили, он все здесь проворачивал.
– Хорошо, а теперь скажите, как зовут вашего супруга.
Чтобы не вызывать новых протестов с ее стороны, я пояснила просьбу Гарсона:
– Мы должны проверить, не числится ли за ним чего, обычная рутина. Он ни о чем не будет знать. И я вам обещаю, что больше мы вас тревожить не станем.
Хосефина посмотрела в сторону двери:
– А вот и он тут как тут. Каждый день приходит меня встречать. Это было его требование: если я к нему возвращаюсь, мы должны немедленно пожениться, правда, и после этого он не стал меньше ревновать. Двадцать четыре часа в сутки я нахожусь под надзором. Сейчас придется объяснять, зачем я зашла в бар. Может, и вас успел заметить.
Я посочувствовала ей:
– А вы скажите ему, что я ваша подруга из той жизни.
На лице ее отразилось нечто среднее между презрением и болью.
– Да ну? А то вы сами не понимаете, что никто это не проглотит. Какие подруги? Мы с вами никогда не могли быть подругами – мы из совершенно разных слоев, и это сразу видно. Уверяю вас, инспектор, полученный урок я как следует усвоила. – Она горько усмехнулась. – Моего мужа зовут Лоренсо Альварес Байлен. Всего хорошего!
Она вышла. Мы смотрели, как она перешла через дорогу и взяла под руку молодого мужчину. Они удалились, о чем-то бурно беседуя. По моим догадкам, он подверг ее куда более жесткому допросу, чем мы. Мне стало грустно. Я попыталась превратить свою грусть в возмущение:
– Видите, Гарсон, видите, почему я не феминистка? Будь я феминисткой, я бы вышла сейчас на улицу и набила морду этому типу. Да и ей тоже – за то, что она считает брак – любой, понимаете, любой брак – единственным выходом из положения. А Вальдеса я бы еще раз убила за то, что он сделал. Не забыла бы и этого недотепу банкира – он ведь хотел купить ее, как овцу какую-нибудь. А под конец подложила бы бомбы всем, кто смотрит программу Вальдеса и кто покупает эти желтые журналы.
Младший инспектор с рассеянным видом расплатился с официанткой. Он слушал меня совершенно спокойно.
– Хорошо, хорошо, инспектор. Запишитесь в Армию феминистского спасения, и когда дойдет очередь до меня, то есть когда меня поставят к стенке, вспомните, что когда-то мы были друзьями.
– Вас я расстреляла бы первым.
Он расхохотался как оперный злодей, радуясь, что может немного надо мной подтрунить. Вдруг он вспомнил:
– Когда мы беседовали с девушкой, я слышал ваш мобильник. Может, стоит проверить, кто звонил?
Я достала телефон и глянула на экран. Потом очень серьезно посмотрела на младшего инспектора:
– Вы останетесь здесь или вернетесь со мной в Барселону?
– Что там происходит, черт их всех побери?
– Информатор будет ждать меня сегодня в пять вечера на Велодроме. Хочет передать кое-какие сведения.
– Хорошо. Я отправлюсь вместе с вами, а заодно проверю, есть ли что в полиции на этого Лоренсо Альвареса. Все будет зависеть от того, что вам скажет информатор. Может, и не придется больше сюда возвращаться.
– Тогда поторапливайтесь. Этот сволочной информатор не оставил мне возможности поменять время нашей встречи. И кем они себя только воображают, эти стукачи, самим Господом Богом, что ли? Ладно, Фермин, пора опять мчаться в аэропорт. Не успеем даже в гостиницу заскочить.
Я пришла на встречу еще до пяти часов и полтора часа понапрасну ждала пришествия Господа Бога на Велодром. Не явился ни он сам, ни его помощница-жена. Я позвонила Абаскалю и поинтересовалась, как следует отнестись к такому опозданию. Что это – обычное поведение или тактический ход? Он ответил, что не то и не другое. Я попросила у него адрес информатора, который мы имеем право использовать только в крайнем случае. Он продиктовал мне адрес и тотчас добавил непререкаемым тоном:
– Петра, на этот раз ты ни в коем случае не пойдешь туда одна. Отправь сначала патрульную группу.
– Зачем?
– Очень даже возможно, что они обнаружат там что-нибудь неожиданное.
И он как в воду глядел. Они обнаружили Ихинио Фуэнтеса на полу в прихожей, а его жену – на кровати. Оба были убиты выстрелом в упор – точно в середину лба. Расправа выглядела поспешной. Дверь не была взломана, не осталось и следов борьбы, из чего мы вывели, что убийца позвонил и Фуэнтес, не ожидая ничего плохого, сам открыл ему. Либо они были знакомы, либо визитер воспользовался каким-то удобным предлогом. Главным было другое: сведения, которые информатор хотел нам передать, наверняка следовало считать достоверными, иначе никто бы его не тронул. В комнате все было перевернуто вверх дном. Женщина, лежавшая на кровати, произвела на меня ужасное впечатление. Эта картина до сих пор стоит у меня перед глазами. Она погибла только потому, что спала рядом со своим мужчиной. Я приказала произвести обыск, хотя и догадывалась, что мы ничего не найдем.