Убийства на улице Морг. Сапфировый крест

Бледный преподобный Вилфред, который дожидался его наверху, нетерпеливо переступая с ноги на ногу, словно эта небольшая задержка была последней каплей для его расшатанных нервов, тут же повел его в свой любимый уголок в церкви, часть галереи, которая находилась ближе всего к резной крыше и освещалась изумительным витражом с ангелом. Маленький католический священник внимательно все осматривал, восхищенно ахал, с готовностью задавал вопросы и выслушивал ответы, но все время говорил тихо. Когда в процессе исследования он обнаружил боковой выход и винтовую лестницу, по которой Вилфред спустился вниз, чтобы увидеть мертвого брата, отец Браун с проворством обезьяны взбежал по ней, и сверху донесся его чистый голос:

– Поднимайтесь сюда, мистер Боэн. Свежий воздух будет вам полезен.

Боэн последовал за ним и вышел на что-то вроде каменной галереи или балкона, расположенного с наружной стороны, откуда как на ладони была видна усеянная деревеньками и фермами бескрайняя, уходящая темными лесами в фиолетовый горизонт равнина, на которой стоял их маленький холм. Прямо под ними находился двор кузницы, на котором еще стоял инспектор с записной книжкой, и подобно раздавленной мухе лежал труп полковника Боэна. Весь двор был виден прекрасно, но с такой высоты казался очень маленьким.

– Как будто весь белый свет перед глазами, не правда ли? – произнес отец Браун.

– Да, – серьезно согласился Боэн и кивнул.

Стена готического храма под ними и вокруг стремительно уходила вниз и в стороны, обрываясь тошнотворной, как самоубийство, пустотой. Во всей средневековой архитектуре присутствует тот элемент титанической энергии, из-за которого, с какой точки ни рассматривай здание, всегда кажется, что стены его уносятся от тебя прочь, как обезумевшая лошадь. Эта церковь была сложена из древних немых камней, обросла бородой из лишайника и покрылась пятнами птичьих гнезд. И все же, когда они смотрели на нее снизу, она каменным фонтаном вздымалась вверх до самых звезд, но, когда они увидели ее вот так, сверху, она обрушивалась водопадом в немую бездну. Эти двое на башне остались один на один с самым страшным, что есть в готике, оказались в каменном вывернутым наизнанку хаосе, повисшем в воздухе, где все утрачивает привычные очертания и соразмерность, где от перспективы кружится голова, где огромное кажется крошечным, а маленькое – чудовищным. Близкие и оттого кажущиеся громадными каменные завитки на фоне лоскутного одеяла полей и крошечных ферм; резные птицы и звери на углах, словно циклопические драконы, нависшие над лугами и деревнями… От этого начинала кружиться голова и возникало ощущение опасности, как будто двух маленьких людишек какой-то колоссальный джинн нес по воздуху, махая крыльями. Само здание старой церкви, высокое и богатое, как собор, словно грозовая туча, нависало над залитой солнцем долиной.

– Мне кажется, что забираться так высоко достаточно опасно, даже для того, чтобы помолиться, – сказал отец Браун. – Высоты сотворены для того, чтобы смотреть на них, а не с них.

– Вы хотите сказать, отсюда можно упасть? – спросил Вилфред.

– Я хочу сказать, что пасть может душа, если не упадет тело, – ответил второй священник.

– Не совсем понимаю, – невнятно произнес Боэн.

– Ну вот кузнец, к примеру, – невозмутимо продолжил отец Браун. – Хороший человек, но не истинный христианин… Жесткий, высокомерный, суровый. Его шотландская религия была создана людьми, которые молились в горах, среди крутых утесов и больше привыкли смотреть вниз на мир, чем вверх на небо. Гигантов порождает смирение. С равнины видно великое, но с высоты все кажется пустячным.

– Но ведь… ведь это не он сделал, – неуверенно пробормотал Боэн.

– Да, – непонятным голосом ответил его собеседник. – Мы точно знаем, что это сделал не он.

Отец Браун помолчал, затем продолжил, мирно осматривая даль ничего не выражающими светло-серыми глазами.

– Я знал одного человека, – сказал он, – который сначала молился вместе со всеми, у алтаря, но потом полюбил молиться на высоких и уединенных местах, находил уголки и ниши в башне или на колокольне. И однажды в одном из этих головокружительных мест, с которых ему казалось, что мир, оставшийся внизу, крутится под ним, как колесо, разум его тоже пошел кругом, и он возомнил себя Богом. А потом, хоть он и был хорошим человеком, он совершил страшное преступление.

Лица Вилфреда не было видно, потому что он отвернулся, но костлявые руки его, которые вцепились в каменный парапет, стали белыми.

– Он решил, что имеет право судить людей и карать грешников. Если бы он преклонял колени внизу, вместе со всеми, подобная мысль никогда не пришла бы ему в голову. Но для него с высоты люди казались маленькими насекомыми. И среди них было одно особенно отталкивающее, которое копошилось прямо под ним… Наглое и ярко выделяющееся зеленой шляпой… ядовитое насекомое.

Из-за угла башни с карканьем вылетела стая грачей, но пока отец Браун не заговорил снова, больше не раздалось ни звука.