Убийства на водах

— Нет-нет, Грег, я не тебя имею в виду, а этого человека с портрета в нашей гостиной, ты еще называл его байроновым Ларой. Вот у того были действительно страшные пронзительные глаза и улыбка настолько презрительная, что девочкой я всегда проходила мимо этого портрета зажмурясь. Думаю, у того, с кого этот портрет списан — много тайн. И знаете, господа, тут есть офицер, который весь на этот портрет похож.

— Ах, да, — прапорщик Ларин, он, кажется, из осужденных по делу 14декабря, которых перевели на Кавказскую линию из Сибири. Впрочем, — Печорин вспомнил поведение Ларина во время их совместного патрулирования — он сам об этом предпочитает, кажется, не распространяться, тайн своих выдавать не хочет. А «декабристов», как их называют, я видел в деле — плохого ничего сказать о них не могу, храбрые воины и хорошие товарищи.

Варенька, заметив, что разговор опять приобретает серьезный и даже опасный поворот, сказала кокетливо:

— А вот у нас, у девиц, никаких мрачных тайн, правда, Мери?

— Зато секретов от матери полно, — не утерпела попенять дочери княгиня Лиговская.

— Маман, маленьких секретов нет только у очень скучных людей, — возразила Марья Сергеевна. — Кстати помните ли Вы, что завтра мы все званы к Горшенковым, они дают вечер в честь именин Елизаветы.

У полуоткрытой двери в гостиную стояла Леля и с интересом слушала разговор взрослых. «Тетушка» Надя подошла к ней и за руку утащила отчаянно сопротивлявшуюся Лелю в сад.

— Леля, ты опять подслушивала у дверей! Так нельзя делать, это неприлично и недостойно!

— Ну и что! А мне не интересно вовсе слушать ваши с Зизи разговоры по куколок и платьица! Правда и у взрослых разговоры тоже скучные и секреты у них смешные

— А твой придуманный таинственный Индус еще смешнее.

— Индус-то вовсе не придуманный. Он мой Хранитель и спасает меня во всех бедах.

— В каких таких бедах?

— Пойдем в беседку, я тебе расскажу, — Леля поманила рукой, и Надя пошла за ней как сомнамбула.

— Помнишь, у бабушки в доме висела картина высоко на стене, прикрытая белым покрывалом? Я была совсем малюткой и мне страсть как хотелось на нее посмотреть. Я просила снять покрывало, но никто меня не послушал. Тогда я пододвинула к стене стул, на него поставила столик, а на столик еще один стул, взобралась туда, опираясь на стенку, и дернула за край покрывала. Но тут все подо мной закачалось и больше ничего не помню. Я очнулась и увидела, что я по-прежнему одна в комнате, лежу на полу невредимая, а стулья и столик на прежних местах стоят. А на стене, — хрустально-голубые глаза Лели засверкали фосфорическим блеском, — а на пыльной стене под картиной отпечатки моих ладоней! Это он, мой Хранитель, меня спас. А картина на другой день исчезла, и никто не хотел мне сказать, что на ней было! Вот это тайна, я понимаю! — а не скучные ваши секретики!

— И еще знаешь, что тебе скажу, — Леля смотрела так пронзительно, что Надя почувствовала себя маленькой мышкой перед страшной усатой кошкой, — Я умею разговаривать (тут Леля понизила голос до шепота) — с мертвыми! Можно позвать душу из другого мира, и она будет на твои вопросы отвечать! Правда-правда!

— Les filles, où êtes-vous!7 Надин, Леля, мы вас ждем! — раздался голос Катерины, — и наваждение исчезло: Надя увидела перед собой не таинственное существо с горящими глазами, а маленькую выдумщицу-племянницу. Она замахала руками: «Вечно ты всякую ерунду придумываешь, тьфу на тебя!» — и девочки, взявшись за руки, побежали в дом.

Глава четвертая. Именины

Гостиная в доме, который снимала чета Горшенковых, была полна гостей. Казалось, все водяное общество решило поздравить хозяйку и заодно засвидетельствовать почтение ее влиятельному супругу. Дамы в вечерних платьях всех расцветок с широкими по моде рукавами блистали белизной плеч, соревнуясь в смелости вырезов, и только у именинницы декольте было целомудренно прикрыто фишю из нежнейшего батиста, а рукава, сужаясь, обтягивали руку до самого запястья. Водяные сплетницы сочли это очень уместным — не так уж много найдется желающих любоваться жилистой шеей, сухими плечами и худощавой ручкою.

Печорин подошел к Елизавете Николаевне с поздравлением, справился о здоровье, о том, как протекают курортные дни. Госпожа Горшенкова отвечала неохотно, как будто через силу, наклоняла головку с тугими локонами у висков по-птичьи вбок и вообще была похожа на какую-то полузадушенную пичугу или увядший до времени цветок. Печорин не знал, как вежливо закончить эту тягостную беседу, но на выручку подоспела Варя, и он, поклонившись, отошел, успев заметить, что после его ухода Елизавета Николаевна, кажется, оживилась. «Варя обладает удивительной способностью вдохнуть жизнь даже в полумертвого», — с восхищением подумал Печорин о сестре.