Убийства никого не красят

Обещав поторопиться, я впопыхах оделась, схватила парик, лак для волос, косметичку и уже через пятнадцать минут сидела в такси.

Если бы не спешка, я бы сейчас тряслась, как желе, волнуясь перед встречей с Бромли, — что-то она скажет? Но у меня были другие заботы: я приводила себя в божеский вид в условиях, которые вы себе и представить не можете, — если, конечно, не катались в нью-йоркских такси.

С водителем мне тоже повезло. По-моему, мы не пропустили ни одной выбоины между Восьмидесятыми и Двадцатыми улицами, а ехали мы со скоростью, которая не посрамила бы и гоночный автомобиль. Но, несмотря на то, что парик подпрыгивал у меня на коленях, я всё-таки умудрилась привести его в почти презентабельное состояние. А когда цементировала достигнутый результат сверхдозой лака, водитель развернулся ко мне почти на сто восемьдесят градусов, едва не врезавшись в автобус.

— Эй, полегче, леди! — возопил новоявленный Шумахер. — Хотите, чтобы я задохнулся? Вы что, не знаете, как нужно обращаться с аэрозолями?

Я не стала спорить — с гонщиком за рулём такси превращалось в смертельное орудие. Извинилась, аккуратно напялила парик и принялась краситься.

В тот же момент Шумахер круто повернул, завалив машину на два колеса, и от пузырька с крем-пудрой осталась ровно половина, остальное вылилось мне на колени. Затем я умудрилась, мазнуть тушью по подбородку, а с губной помадой справиться так и не удалось. Удовлетворилась тем, что накрасила кожу под носом.

Но нет худа без добра: доехали мы быстро — невероятно быстро.

Остановившись у дома Бромли, Шумахер опять развернулся ко мне, на сей раз для того, чтобы подвергнуть критике мои достижения:

— Не мешало бы вам попрактиковаться с помадой, леди. Вот моя жена, например, она берет карандаш для губ и рисует контур, а потом уж кисточкой всё замазывает. Вам бы так же надо делать.

Минуту спустя я стояла на тротуаре в облаке выхлопных газов. И тут меня пробрало: сейчас я узнаю ответ на вопрос, не дававший покоя многим людям.

*

В лифте я задумалась ещё над одним обстоятельством, вероятность которого прежде упорно не желала допускать: предположим, что девушка, лежавшая в больнице, надела в день убийства кольцо сестры.

Ведь сестры часто меняются вещами. А если у близнецов это было принято, то кто сможет ответить, кому принадлежит кольцо?

Хватит, приказала я себе. Вряд ли Мэри Энн одолжила у сестры кольцо только для того, чтобы поужинать с приятельницей после работы. И вряд ли Мередит понадобилась безделушка Мэри Энн — она всего лишь отправлялась на репетицию. К тому же вкусы у близнецов были очень разными.

В дверь Шарлотты Бромли я звонила, уже подавив тревогу: вероятность обмена была опять решительно отметена.

*

На вид хозяйке было за тридцать, — ближе к сорока. Невысокая, округлая, с длинными каштановыми волосами и лицом, как полная луна. Меня бы уже удивил наряд в крестьянском стиле — блузка с широкими рукавами и пышная юбка из трёх частей, что называется из-под пятницы суббота, подчёркивавшая её далёкие от изящества пропорции, — но аксессуары! Дама была просто ходячей выставкой своих поделок. Пара треугольных, свисавших до плеч серёг с полудрагоценными камнями, огромная серебряная булавка, с полдюжины перстней, браслеты на руках и ногах различной ширины и выделки и три увесистых ожерелья — одно о бронзовой подвеской, уютно покоившейся в ложбинке меж мощных грудей.

Однако на гостиную артистические наклонности мисс Бромли явно не распространялись: от мебели, которой была обставлена комната, отказалась бы даже Армия спасения. Стоило мне опуститься на утративший пружины диван, как хозяйка озабоченно произнесла своим тонким голоском:

— Вы хотели побеседовать о Мэри Энн и Мередит.

— Хм, да. Боюсь, произошла ужасная трагедия.

Бромли немедленно выпрямилась и подобралась и, пока я повествовала в самых деликатных выражениях о покушении, в результате которого одна из её подруг погибла, а другая была ранена, сидела не шелохнувшись. К концу рассказа лицо Шарлотты Бромли приобрело пепельный оттенок.

Она сгребла рукой блузку на груди, открыла рот, пытаясь что-то сказать, но голос изменил ей. Я испугалась страшно — только инфаркта нам не хватало. Но рука сползла на колени, и хозяйка заговорила как обычно — настолько, конечно, насколько позволяли обстоятельства:

— Утром я собиралась позвонить Мэри Энн и пригласить её и Мередит на ужин… О боже, их родной брат… Каким же зверем надо быть? — с тихим изумлением выдохнула Шарлотта, и на её глаза навернулись слезы. — Мэри Энн часто о нём рассказывала. И писала ему постоянно. Даже меня упоминала в письмах, хотя чем я ему могла быть интересна, ума не приложу. Мэри Энн хотела нас познакомить. — Вынув платок из кармана юбки, она утёрла глаза. Затем, словно очнувшись, с недоумением глянула на меня: — Но зачем я понадобилась частному сыщику?

— У меня к вам есть вопрос. Вы дружили с обеими сёстрами?

— Верно. Хотя сначала я познакомилась с Мэри Энн и виделась с ней чаще, чем с Мередит. Она покупала у меня вещи… для магазина; я художник-ювелир.