Убийства никого не красят

— Нет, спасибо. Лучше поскорей с этим покончить. — И он рассказал, старательно избегая моего взгляда: — В моем доме живёт одна женщина. С ней и её мужем у меня были хорошие отношения. Не то чтобы мы дружили, но так, общались по-соседски. Фрэнки — так её зовут — отлично готовит, и, зная, что я холостяк, она часто угощала меня пирожными, пирогами или печеньем, а однажды даже принесла суп из баклажанов. Взамен я давал ей и мужу билеты или пропуска в кино, на бейсбол, хоккей — через нашу фирму много чего проходит. Но примерно полгода назад её муж, Скотт, исчез. Позже мне сказали, что у него интрижка с секретаршей. И Фрэнки стала избегать людей, довольно долго я совсем её не видел.

Однажды, после работы, мы столкнулись у подъезда. Я удивился, как она похудела! Раньше у неё была хорошая фигура, а теперь она походила на голодающих в Африке. И лицо такое измождённое. — Питер нервно облизал губы. — Она сказала, что приготовила жаркое прошлым вечером, и попросила, если я не занят, составить ей компанию. Мне было её ужасно жаль, да и планов у меня никаких не было: Мэри Энн с Мередит собирались отправиться за покупками… вот я и согласился. — Он снова облизал губы. — Э-э, у вас здесь нет фонтанчика? Мне бы водички…

Бедный Питер, как он, наверное, мучился! Что ж, поделом ему! (Знаю, судить людей нехорошо, но когда это меня останавливало?) Я объяснила, где найти фонтанчик. Вернувшись через несколько минут, он продолжил с того места, где остановился:

— Я сбегал в магазин за бутылкой божоле, и к концу ужина мы её почти прикончили. А когда пили кофе, Фрэнки вдруг сказала: "Скотта я давно перестала привлекать, ты и не представляешь, как это тяжело для женщины". Что-то в этом роде… — Помолчав, он продолжил: — Я попытался её разубедить, мол, муж у неё придурок, а она очень даже привлекательная. Ты говоришь это по доброте душевной, сказала она. И не успел я опомниться, как мы уже целовались. А дальше всё покатилось само собой… ну, ты понимаешь. Мы оба изрядно опьянели. Иначе никогда и ничего бы не случилось.

До сих пор Питер смотрел на свои руки, пол, потолок — куда угодно, только не на меня. Но тут он вперился в меня взглядом, молившим хотя бы о капле сочувствия.

— Знаю, вино не может служить отговоркой, — с несчастным видом произнёс он, — но… трудно объяснить… у меня было такое ощущение, что всё происходит с кем-то другим, а сам я стою в сторонке и наблюдаю. (Не зная, что ответить, я лишь кивнула.) А когда мы… Потом она заплакала и призналась, что муж перестал заниматься с ней любовью задолго до того, как бросил её. И она поблагодарила меня — поблагодарила! Я даже почувствовал себя не таким уж виноватым. Но потом мне опять стало худо. — Очевидно, Питер ошибочно подумал, что я собираюсь, как-то отреагировать, потому что поспешил добавить: — Знаю, что ты скажешь. Но мы с Мэри Энн тогда даже не были обручены. — И сам же себя одёрнул: — Хотя в каком-то смысле мы были обручены с первой же нашей встречи.

— Вы не были обручены? — всполошилась я. — Так ты… э-э… ужинал с той женщиной не в тот день, когда произошло нападение?

— Нет! Это случилось много раньше.

— Теперь я совсем запуталась.

— Пожалуйста, потерпи немного.

— Извини, я внимательно слушаю.

— Потом я Фрэнки почти не видел, разве что пару раз мельком. Наверное, она тоже хотела забыть о том, что случилось… В тот вечер, когда в Мэри Энн и Мередит стреляли, она зашла ко мне после работы. Сказала, что ходила к гинекологу в обеденный перерыв и узнала, что беременна. По её словам, у неё никого не было после меня, значит, ребёнок — мой, и она подумала, что я должен об этом знать. — Питер глубоко вздохнул. — Не мог же я всё так оставить! Перезвонил приятелю — мы как раз разговаривали с ним по телефону, когда раздался звонок в дверь, — и отменил ужин. А потом отправился к Фрэнки обсуждать ситуацию. — Опять глубокий вздох. — Она сказала, что склоняется к аборту, но сначала хотела выяснить моё мнение. Я ответил, что ей решать, но я обязательно помогу ей воспитать ребёнка, если она надумает его оставить. Когда мы расстались, она уже почти не сомневалась в том, что сделает аборт. И лишь просила, чтобы я пошёл с ней в больницу; я обещал.

Кроме всего прочего, меня потрясло легкомыслие Питера.

— А презервативом ты почему не воспользовался?! — почти кричала я. — СПИД кругом, не говоря уж о прочей заразе. Надо же быть таким идиотом!

— Я и есть идиот, — удручённо согласился Питер. — Иначе никогда не лёг бы в постель с другой женщиной. — И пробормотал так тихо, что я едва расслышала: — Ты, наверное, считаешь меня подонком.

— Ну, подонком я тебя не считаю, но предательство близкого человека в восторг меня не приводит, — в праведном гневе заявила я.