3 февраля 1978 года стало знаменательным днем для тридцатипятилетнего создателя американской моды Кельвина Кляйна. Этот день резко изменил жизнь того, кто уже начал добиваться серьезной репутации в области пошива готового платья в Америке, а в особенности на нью-йоркской сцене. И изменил по многим причинам. Еще вчера он с самыми близкими друзьями, подняв бокал шампанского, праздновал выпуск первой линейки своих джинсов, намеченный на завтра. В его великолепной квартире в Соверене, импозантном новом здании в самом сердце Манхэттена, в двух шагах от Ист-Ривер, собралось человек сорок. Брюки из джинсовой ткани, со штампом СК – Calvin Klein – на бирке из белой кожи, пристроченной на талии, те самые, которые вся планета будет скоро покупать нарасхват, действительно должны были на следующее утро поступить в крупные магазины Нью-Йорка. Через пару лет они станут культовыми благодаря скандальной рекламе, на которой позировала юная Брук Шилдс[1], со слоганом: «Знаете, что между мной и моим Кельвином? Ничего». Храм стиля, магазин «Сакс» на Пятой авеню, уже заказал больше тридцати тысяч пар. Однако утром третьего февраля Кельвина Кляйна выдернуло из спокойного сна совсем другое событие. Около восьми часов на ночном столике зазвонил телефон.
На другом конце провода чей-то замогильный голос с легким французским акцентом произнес нечто ужасное:
– Я похитил твою дочь! Готовь сто тысяч долларов купюрами по двадцать. Если позвонишь в полицию, я все равно узнаю, потому что слежу за тобой! Я еще раз тебе позвоню в половине третьего прямо в кабинет.
Свою одиннадцатилетнюю дочь, Марси, Кельвин берег как зеницу ока. Четыре года назад он развелся с Джейн Сентер, своей женой и матерью Марси. Тогда он поклялся себе быть любящим отцом для их белокурой и синеглазой девочки, шаловливой и смышленой. Брак с Джейн продлился одиннадцать лет. Самым большим сюрпризом для Кельвина Кляйна, которому с детства нравились мальчики, было то, что он влюбился в девушку. Неважно в какую. Когда в 1963 году он женился, ему был двадцать один год, но они с Джейн знали друг друга давно, и история их любви началась, когда они были еще подростками. Они выросли в Бронксе, в квартале, который тянулся вдоль обсаженного деревьями проспекта Мошолу-Паркуэй на севере Манхэттена. Из окна своей комнаты ему были видны окна дома, где жила эта красивая блондинка, на которую оборачивались все парни их квартала. В конце пятидесятых оба они учились в одном лицее, в Высшей школе промышленных искусств, расположенной на 40-й улице, недалеко от Таймс-Сквер. Кельвин изучал рисунок, а Джейн занималась дизайном тканей. Потом они оба поступили в престижный Технологический институт моды в Университет штата Нью-Йорк, где обучали искусству иллюстрации и модного дизайна.
В то утро 3 февраля 1978 года, когда Кельвин положил трубку, в голове у него все смешалось. Может, это какая-то скверная шутка? Они с Джейн по очереди забирали к себе Марси, и вчера она ночевала у матери. Первое, что пришло ему в голову, – это позвонить в квартиру бывшей жены. Трубку сняла няня, которая присматривала за Марси, пока Джейн проводила отпуск во Флориде. Она очень серьезно сказала, что ничего не понимает, потому что, как обычно, отвела Марси на остановку школьного автобуса. Но для Кельвина Кляйна в эту минуту ничего «обычного» не было. Он позвонил секретарю Школы Далтона, шикарного здания на 89-й улице, где училась Марси. И здесь ему пришлось узнать неизбежное: девочка сегодня в классе не появлялась.
Затем он позвонил Барри Шварцу. Барри был другом детства, конфидентом и безупречным компаньоном в любых делах, всегда готовым успокоить и поддержать в трудную минуту. Именно он в 1969 году убедил Кельвина создать свое предприятие и одолжил ему десять тысяч долларов, необходимых для первых шагов в бизнесе. В это утро создатель моды с головы до ног дрожал от охватившей его паники и не знал, что делать. Известие о пропаже Марси застало Барри в его доме в Нью-Рошелл, чистом и спокойном пригороде Нью-Йорка.
Барри сразу же взял инициативу в свои руки: велел Кельвину набрать их общего адвоката, Чарльза Бэллона, а сам прыгнул в машину и помчался к лучшему другу. Бэллон тем временем немедленно известил силы порядка, с порога отметя все возражения Кельвина, твердившего об угрозах похитителя.
– Двое агентов ФБР приехали к нему на квартиру, а еще шестьдесят полицейских и других агентов мобилизовали в течение дня. Дело с самого начала приняло серьезный оборот. Кельвин Кляйн был человеком публичным, и жизнь его ребенка подвергалась опасности, – вспоминал уже в наши дни Стивен Гейнc, в 1994 году выпустивший в соавторстве с журналисткой Шерон Чёрчер неавторизованную биографию дизайнера, «Одержимость: жизнь и время Кельвина Кляйна» [2].