Убийства – помеха любви

Остаток утра я провела за тем, что упрямо пыталась разобраться с бумагами, но из этого ничего путного не получилось. С бумагами всегда так, разобраться в них невозможно, уж вы мне поверьте. На вечер в моих планах значился ужин со Стюартом Мейсоном, поэтому вместо обеда я помчалась в универмаг «Толстушка» – за платьем, которое накануне купила и отдала подшить.

Раньше я считала пестрым всякое одеяние, цвет которого отличен от угольно-черного, а потому покупала наряды темно-синего, серого или уныло-коричневого цвета и пыталась убедить себя, что одета по самой последней, чертовски жизнерадостной моде. А еще я пыталась себя убедить, что в таких платьях выгляжу худощавой и стройной. Полная чушь! Разумеется, деспотичная мода давным-давно постановила, что даже мы, в меру упитанные дамы в самом расцвете лет, обязаны носить яркие цвета. Но долгие годы мне не хватало духу выбраться из своей раковины. До этого самого платья…

О, это роскошество было из кремового шелка с бледно-розовыми цветами. Понимаю, что розовые цветочки – жуткая пошлость, но платье-то было восхитительным! От меня требовалась недюжинная отвага, чтобы примерить нечто подобное. Но как только я увидела свое отражение, продавщице пришлось сдирать с меня наряд чуть ли не силой.

В тот день в магазине было на редкость много покупателей, и я целую вечность томилась в очереди в примерочную. Потом оказалось, что платье подшили неровно, и ждать, пока все исправят, нужно было еще одну вечность.

Когда я наконец вернулась в контору, было уже начало третьего и взбешенный клиент, которому я назначила на половину второго, метался по приемной загнанным в клетку львом. Полчаса я потратила, чтобы утихомирить его. Естественно, следующего клиента тоже приняла позже, а в результате опоздала к дантисту. От дантиста я вылетела в пять – самый неподходящий час, если вам нужно поймать такси на нью-йоркской улице. После двадцати минут бесплодных попыток я на время спрятала совесть куда подальше и решительно отпихнула вежливого человечка в деловом костюме, когда тот намеревался открыть дверцу наверняка последнего свободного такси в Манхэттене.

Такси высадило меня перед конторой без четверти шесть. А Стюарт должен был заехать за мной ровно в шесть! Ох, в жизни я не собиралась с такой скоростью! И едва поверила своим глазам, ровно без пяти шесть посмотрев в зеркало. Невероятно, но передо мной стояла полностью одетая, тщательно накрашенная дама с уложенными волосами… И это все за каких-то десять минут!

После третьего слоя лака, который гарантировал, что ураган не сдвинет с места ни одного волоска, я удовлетворенно вздохнула. Признаюсь, есть у меня пунктик на почве аккуратности. Много лет назад я решила, что ладно уж, пусть люди называют меня толстухой, но я никогда не дам повода назвать меня неряшливой толстухой. Так что я всегда тщательно проверяю, не спустилась ли петля на колготках, не покрасила ли я вместе с губами зубы и уши, нет ли на платье пятен от спагетти, которыми я лакомилась на обед. И самое главное, я никогда не выхожу из дома, не убедившись, что моим волосам не страшен ветер самой разрушительной силы.

Результаты своих усилий я проверила с помощью зеркала высотой в полный человеческий рост. Помню как сейчас: стою в дамском туалете, самодовольно улыбаюсь своему отражению и думаю, что наконец-то сравнялась со всей остальной женской половиной человечества. В смысле пестрых нарядов. Взглянув на часы, еще раз приветливо улыбнулась сама себе и поспешила в контору – дожидаться Стюарта. Не могу передать, до чего ж я мечтала о вкусном ужине!

Ха!

Наверное, следует сразу же пояснить, каковы мои отношения со Стюартом Меисоном…

Мы знакомы друг с другом пятнадцать лет. Сначала Стюарт стряпал для меня бухгалтерские отчеты. Затем стал моим другом. А когда мы с Эдом поженились, Стюарт и его жена Линн стали нашими друзьями. Не реже раза в месяц мы ужинали вчетвером… до тех пор, пока Стюарт и Линн не разошлись. Я и сейчас понятия не имею, что там между ними стряслось. У меня сложилось впечатление, – надо сказать, ни на чем не основанное, – что инициатором развода была Линн. Но, повторяю, это всего лишь мое ощущение…

После их развода мы с Эдом продолжали регулярно видеться со Стюартом. Иногда он приходил со спутницей, но чаще всего мы встречались втроем.

Потом мой бедный Эд подавился куриной костью и умер. А Стюарт проявил себя с самой лучшей стороны. Он позволил мне вдоволь поплакать на его плече. Да что там – на плече! Я еще и в ухо ему рыдала, и высморкалась по меньшей мере в дюжину его роскошных носовых платков с личной монограммой.