Убийства в Бэджерс-Дрифт

— Я об этом знаю, — ответила Кристал, — и сказала ему. Я бы согласилась сделать это пятьсот раз за норку. За шубу, я имею в виду, а не за такую, которая тут же удерет обратно в зоопарк.

— Ты слишком толстая для такой шубы, Крис.

— Что ты сказала? — отчаянно взвизгнула она.

— И будешь вонять, как только выйдешь в ней под дождь. Шубы для тех дамочек, что ездят на крутых тачках. — Еще несколько воплей. Барнеби решительно пресек это:

— Вы можете сказать мне, когда мистер Лавджой ушел отсюда в прошлую пятницу?

— В половине шестого. Я помню, потому что после этого у меня был часовой перерыв. Он приглашал меня пойти с ним выпить чаю. Он всегда приглашает меня куда-нибудь. Понимаете… приходится притворяться… что они тебе нравятся… и потом некоторые из них начинают в это верить. Все время пытаются встретиться где-нибудь в другом месте. Это выглядит так жалко на самом деле.

Она подняла руки и стащила с головы тяжелую массу серебристых локонов. Под ними оказались грязные, плохо подстриженные рыжие волосы. Женщина усмехнулась, заметив непроизвольно промелькнувшее в глазах инспектора удивление.

— Он думал, они настоящие, да, котик?

— Как мне нравятся такие невинные парни, — проговорила одна из девиц. — Ради таких действительно хочется выложиться.

— Я тоже когда-то была невинной, — сказала Кристал. — Я думала, что перец — это такая приправа, пока не попала сюда.

Взрыв смеха, ободранные перья заколыхались. Девушки смотрели на инспектора холодными блестящими глазами. Вид у них был одновременно хищный и безобидный, как у ястребов с вырванными клювами и когтями. Барнеби извинился и откланялся.

Глава 10

Маленькая деревенская церквушка была полна народу. Барнеби незамеченным пробрался внутрь и встал позади колонны. День выдался превосходным, солнце посылало свои лучи через окна хоров[36]. За алтарным ограждением все было белоснежным: седовласый священник в белых одеждах, две гирлянды белых цветов на алтаре, простой венок из лилий поверх небольшого гроба.

Большинство присутствующих было в повседневной одежде, но кое-где виднелись отдельные фигуры в черном. У некоторых мужчин виднелись траурные ленточки на рукавах, на некоторых женщинах — черные головные повязки. Барнеби удивился, заметив, что едва ли ни четверть присутствующих оказались, с его точки зрения, молодыми людьми — то есть моложе тридцати.

Мисс Беллрингер, одетая в порыжевшее от времени черное платье, сидела справа в первом ряду; ее орлиный профиль под черной шляпкой с пером ничего не выражал, глаза были сухи. С другой стороны ряда, на местах, которые, вероятно, исторически принадлежали местному сквайру и его родне, сидел Генри Трейс в черном костюме и Кэтрин. На ней было темно-кофейное шелковое платье и черный шифоновый шарфик, обшитый по краям золотыми монетками. Лесситеры сидели рядом, глядя прямо перед собой, однако создавалось впечатление, будто они находятся на разных континентах. Посторонний наблюдатель ни за что не принял бы их за семью.

Дэннис в своей роли распорядителя лез из кожи вон. На руке у него болтался огромный черный бант, концы которого спускались до самого бедра. Его мать возлежала горой свинцовой тафты и серого газа во втором ряду. Здесь присутствовала и миссис Куин, драматически смахивающая несуществующие слезы, с вечно всхлипывающей и сморкающейся Лизой Дон. Филлис Каделл была в синем, Дэвид Уайтли — в джинсах и темной рубашке в полоску. В заднем ряду в открытую плакал старый Джейк. Потом, когда все преклонили колена, а Генри Трейс наклонил голову, Барнеби увидел Майкла Лэйси, который остался сидеть прямо и разглядывал печальное сборище со смесью нетерпения и насмешки. Он совершенно не желал проявлять какое-либо уважение к обычаям. На нем был заляпанный краской комбинезон, и он даже не снял джинсовую кепчонку.

— Ибо рожденный от женщины человек проживает лишь недолгий срок…

Эмили Симпсон, по сравнению со средней продолжительностью жизни на Земле, задержалась на этом свете достаточно долго, и все равно ей помешали закончить предначертанный ей путь естественным образом. «Никто, — думал Барнеби, — не должен покидать этот мир даже на день, даже на час или на секунду раньше назначенного природой срока». Он расстегнул пуговицу на воротнике, изнемогая от жары, прикрыл глаза и на секунду прислонился лбом к холодному камню колонны.

На фоне опущенных век перед его мысленным взором проходили чередой фигуры: Лэйси и Лесситеры, Филлис Каделл, Дэвид Уайтли, Рейнберды, Генри Трейс. Они приближались друг к другу, встречались и вновь расходились в беззвучном танце. Кто кому принадлежал? Если бы он понял это, он бы знал все.

Барнеби начал представлять парочку в лесу: две фигуры, сплетенные в страстном объятии, застывшие, подобно скульптуре, словно навеки сплавленные друг с другом. Они уже начали преследовать его во снах: прошлой ночью они двигались очень медленно, точно связанные невидимой нитью вожделения, и он ждал, затаив дыхание, когда же покажутся их лица. Но когда они завершили свое вращение, он смог увидеть лишь безликие овалы.