Убийства в волжском городке

В комнате стало очень тихо, даже Ольгины девчоночки сразу примолкли, так величественно эта дама на нас смотрела. Наконец, я кое-как оторвалась от портрета и стала рассматривать то, что еще находилось в комнате. Какая-то мебель, фотографии тех лет, фарфоровые и стеклянные безделушки. Под стеклом лежали листы с засушенными растениями, и стояло чучело маленькой птички. В отдельной витрине лежали книги Григорьевой, больше похожие на старые брошюры. На их обложках красовались какие-то душераздирающие любовные сцены.

– А посмотреть ее книжки можно? Или еще лучше – сфотографировать?

– Почему нет? Пожалуйста!

Я разложила брошюрки у окна и стала щелкать телефоном. Были они потертые, с мелким шрифтом, и процесс этот занял у меня где-то полчаса времени. Ольга не стала меня дожидаться и вышла с девочками из комнаты, и скоро со школьного двора послышались их веселые крики. Учительница тоже ушла. Я осталась в комнате одна и снова подошла к портрету.

Конечно, я никогда не верила во всякие там переселения душ, но сейчас, будучи с этой женщиной наедине, я не могла не задать этот вопрос.

– Наверное, это очень глупо звучит, но скажи, я – это ты? Ответь!

Но ответа, конечно, не было! Поэтому мне ничего не оставалось, как вернуть книжки в стеклянную витрину и выйти. По сравнению с затемненным помещением на улице было очень светло. Подруга помахала мне рукой. Мол, я тут. Откуда-то появилась учительница и заперла за мной дверь. Видно было, что она очень польщена впечатлением, которое на меня произвел музей.

– Все это мы буквально по крупинкам собирали.

– Да? А портрет этот откуда?

– Его мой тесть сохранил. Никто не знал, что он у нас дома хранится, только уж потом, когда музей организовали, он его и принес. Я даже до сих пор не догадалась, где он его прятал. Может, на чердаке, может, еще где. А писал его один губернский художник, его специально для этой цели сюда привозили. А когда, значит, он портрет закончил, ему много золота заплатили, и он уехал.

– А откуда вы это все знаете?

– Так говорю же от отца мужа. Все от него. А мебель и занавеси тут все настоящие, из того дома на горе. И творения ее у меня тоже дома хранились. Тесть мой, царствие ему небесное, очень любил их перечитывать. А я вот так и не поняла, в чем их такая притягательность. По мне так современные романы о любви намного лучше, а еще, если их показывают по телевизору.

Ответить мне ей было нечего, поэтому я пожала плечами.

– Я сама еще толком не знаю, о чем ее книги, прочитать не успела, только сфотографировала. Приду сейчас домой, почитаю. А потом впечатлениями поделюсь.

– Ну, я тоже домой пойду, дела у меня еще есть.

Подруга же моя позвала дочек и взяла их за руки.

– А я на речку с девками. Воздух там потрясающий!

Но я схватила Ольгу за руку.

– Подожди! Я хочу тебе одну вещь сказать. Мне кажется, что за мной опять следят.

– Да ладно тебе. Вроде здесь нет никого. А с другой стороны, ну и что? Пусть! Мы люди тут новые. Может, кто-то из окна на нас поглядывает, а ты это чувствуешь. Не бери в голову!

– Ты думаешь, что в этом нет ничего особенного?

– Я думаю, что ты очень подозрительная!

– Ладно, я к себе пошла.

– Иди. Вечером созвонимся.

Но, придя к дому, я увидела, что дверь во двор на запоре. И как же мне быть? Я села на скамейку, взяла телефон и стала просматривать фотографии, сделанные с книжек. Насколько я поняла, писательница наша, особо не заморачивалась, а писала продолжения известных произведений русской классики – Гончарова, Островского, Тургенева и других. Но страсти в ее романах кипели нешуточные! Я так увлеклась чтением, что не могла остановиться. Вдруг неожиданно я почувствовала, что рядом со мной кто-то находится. Я подняла голову.

– Ой! Вы кто?

Передо мной стоял древний-предревний старик. Был он одет в белую рубаху и опирался на палку. Пол-лица у него закрывала борода.

– Вы кто?

– Это ты в заброшенный дом ходила, а потом в музей?

– Я. А что?

– Тоже клад ищешь?

– Какой клад? А, этот!.. Нет, не ищу, мне просто любопытно. Писательница ваша очень интересной женщиной была, я ее портрет в музее видела.

– Ты на нее похожа.

Я чуть не поперхнулась.

– С чего вы взяли?

– Вижу.

– А вы что ее знали?

– Как тебя. Только я тогда совсем малой был.

– Ой! А вы садитесь! А то у меня ноги подкашиваются!

– Так ты и так сидишь! А я постою.

– Вы думаете, мне надо отсюда уехать?

– Это ты сама решай!

– А вы мужа той дамы тоже знали?

– Григорьева, что ли?

– Да.

– А то! Удалой мужик был! Плакала она долго, как его не стало. Все с ним по ночам разговаривала.

– Да? А вы откуда знаете?

– А я в сад их часто забирался за ягодами, за яблоками, и видел, как она окно открывает, куда-то вдаль смотрит и что-то говорит-говорит. И вся она в белом! Очень графиня эти два цвета любила – черный и белый!

– Я их тоже люблю. Ой, что это я?

– Я же говорю, что ты на нее похожа. Ладно, пошел я.

– До свидания.

– Ты меня не бойся. Вот никто меня не замечал, а ты заметила, что я рядом.

– Но как вы догадались об этом?

– Догадался уж! Смотрю, ты все оглядываешься. И в доме, и на музейном крыльце.

– Это да. Я чувствовала на себе чей-то взгляд.