Она набрала Вассин номер. Девушка, у которой наверняка все было в порядке, у которой не болели проколы под лопатками и которая точно не лежала никогда в жизни в районной больнице, приветливым голосом сказала: «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети».
Девушка повторила это по-английски, потом снова по-русски и снова по-английски. Рядом, в ординаторской, работало радио. «Будь со мной, каким хочешь, но люби меня только такой». Овчарка вспомнила, что, когда она слышала эту песенку в последний раз, она стояла у моря, ветер рвал с головы капюшон штормовки, а лицо от дождя было мокрое. И перед ней лежала мертвая женщина. И вот тогда Овчарка все вспомнила и снова заплакала. Абонент больше не существует. Васса навсегда осталась в холодном море. Овчарка была во многом ребенком и, как большинство детей, считала, что она, Овчарка, бессмертна и все, кого она любит, тоже не могут умереть. Но Васса умерла. А стало быть, и Овчарка могла умереть, и даже Овчаркина мама. Овчарка решила все-таки маме не звонить.
«Вот я выкарабкаюсь, тогда приеду к ней и все расскажу. Когда я перед ней живая и здоровая буду сидеть, тогда она не так разволнуется, — решила Овчарка. — А старец-то все наперед знал, велел не падать духом. Поговорить бы сейчас с ним. Может, сумел бы утешить. Может, правда надо на будущий год приехать к нему. А вдруг время пройдет и я смогу Бабий остров увидеть и даже не заплакать».
А парень-эмчеэсовец, когда привез Овчарку, долго еще сидел на клеенчатой банкетке в приемном покое — ждал, когда ему что-нибудь скажут об Овчарке. Он хотел есть, и дома его давно ждала мать, но он все сидел. Он никогда не был в приемном покое так долго. Обычно привозил кого-нибудь, сразу врачам сдавал и уезжал. Он все спрашивал себя, что же он тут делает, и обзывал себя придурком. Он даже задремал, и к нему подошла какая-то женщина в белом, с большими черными глазами, видимо медсестра. Она потрясла его за плечо, и он проснулся. Она сказала:
— То, что сюда принес, храни как зеницу ока! — и ушла по коридору.
«Блин, утро еще, а эта уже бухая», — подумал парень и снова задремал.
Если бы Овчарка могла видеть эту черноглазую женщину, то конечно бы сразу ее узнала.
Утром Овчарке принесли записку. Записка была от мамы. Мама всегда писала красивым почерком, даже когда спешила или волновалась.
«Мне позвонил какой-то парень из МЧС, — прочитала Овчарка, — он тоже здесь, внизу. Здесь даже почему-то твой отец. Пожалуйста, Овчарка, ответь, тебе очень больно?»
Овчарка снова всплакнула, но тут же велела себе прекратить реветь. «Нет, мам, уже не больно, — подумала она, — и какая же я стала слезливая. Сейчас мама придет, не стоит ее встречать красным носом и опухшими глазами».
И Овчарка встала, чтобы умыться.