Убийственная реклама, или Тайна работодателя

– Ты спи, а мы тихонько посидим поокаем, – ляпнул «Еж», выглядевший самым трезвым из всей компании.

Сдерживая смех, Толик залез на полку «Очков», подложил под подбородок подушку, уставился в окно. Наблюдая за однообразным пейзажем, слушая разговор студентов, он заснул. Ничего ему не снилось. Просто тьма вокруг и безмыслие. На самом-то деле за время отдыха он видел не один сон, просто ничего не запомнил, а в памяти осталась лишь чернота да стук колес по рельсам: «ты-дых», «ты-дых».

Проснулся он тоже в темноте. Даже подумал, открыв глаза, что продолжает спать. Но голоса, доносившиеся снизу, редкие смешки убедили его в том, что происходящее явь. Судя по звукам, к студентам присоединились девицы. Позже Толя понял, что их две, они тоже молоды и едут с Москву отдыхать. Все переговаривались тихо, видимо, не желая будить спонсора стола.

– Вообще в нашем мире много странного происходит, – почти шепотом рассказывала девушка с приятным, чуть хриплым голосом. – Я иногда не верю в то, что слышу, хотя точно знаю, что мне не врут. Вот, например, сглаз!

– Меня в детстве сглазили, – перебил ее «Еж», но после непродолжительного шума и просьбы второй девчонки «Не перебивай, пожалуйста» он замолчал.

– Так вот. Сглаз с точки зрения православное религии – нонсенс, но он есть! Даже Саша на собственном опыте знает. Но как такое возможно?

– Так же, как и целители всякие! – «вышел на сцену» «Пузо», еле ворочающий языком. – Вот моя двоюродная сестра ездит к бабке лечиться, а в больницу ни ногой. Она говорит, что там людей только калечат, а старуха, мол, умеет и знает.

– Она за деньги лечит? – спросила девчонка с хриплыми нотками в голосе, все больше нравившимися Толику. Он подумал, что так горькая травка в сладкой настойке лишь придает напитку остроту.

– Нет, – ответил «Пивной животик». – Ей еду оставляют, да и то не явно, а на веранде. У нее на веранде корзина стоит большая, сам видел, и там все желающие поблагодарить целительницу оставляют еду или деньги…

– Ты же сказал, что она денег не берет?! – подначила вторая девчонка с писклявым голосом, резавшим уши.

– Она сама лично не берет, кто хочет, тот оставит. Она не должна знать, кто и что преподнес!

– Почему? – подал голос «Еж».

– Если она будет брать деньги у людей напрямую, то, значит, она продает свой дар, который от Бога. А если она его продает, значит, он должен уменьшаться, – пояснил «Очки».

– Точно! – подтвердила «Хрипотча». – Я тоже слышала, что продавать свою силу нельзя, это все равно что душу продавать, дар Божий!

– Чушь! – бросил «Пузо» и звякнул стаканом.

Поезд мчался к рассвету, трясясь и поскрипывая.

– Пойдем покурим? – предложила «Хрипотца».

– Давай, – поддержала инициативу подруга.

– Мы с вами, – два голоса: «Еж» и «Очки».

– Ну и валите, но помните, что капля никотина хомячка разрывает на куски, – отозвался «Пузо», а затем громко рыгнул, явно впоказную.

– Свинья ты, Леха! – отодвигая дверь в сторону и пропуская вертикальную полоску света в купе, бросила «Хрипотца».

Толик слушал, как четверо уходят. Потом слушал, как возится внизу пьяный студент. За окном пролетали огни. Мужчина сомкнул глаза. Его баюкал поезд: «ты-дых», «ты-дых», «ты-дых». Снизу раздался тихий храп, в воздухе чувствовался запах перегара и селедки. Вагон качнулся. На Толика наползал сон. Он повернулся на другой бок, согнул ноги в коленях, зажал между ними руки. В такой позе он окончательно уснул.

4

Состав резко остановился. Моментально проснувшись, Толик успел зацепиться руками за прикрепленную к стене вешалку и не слетел. Зато «Еж», спавший на полке напротив, вскрикнув, полетел вниз, ударившись руками о столешницу. Коленом он подбил храпящего «Пузо», и тот скрючился от боли пополам, с шумом выдохнув. «Очки» не упал и не был задет, но его очки, лежавшие на столе, подлетели в воздух и, сделав несколько акробатических переворотов, упали на голову «Ежа», стонавшего на полу. Тот с перепугу смахнул их с себя в сторону двери, отлетев к которой одно стекло очков разбилось. В соседних купе тоже что-то падало, состав наполнился скрипящим скрежетом, ударами и отборной бранью. Толик услышал плач, доносившийся или из коридора, или из окружавшей поезд снаружи тьмы. «Кто-то дернул стоп-кран», – подумал он, четко представив, как бесформенная рука, срывая свинцовую пломбу и «контрольную» проволоку, дергает книзу красный рычаг.

– Что за хренотня! – вставая, буркнул «Еж». Он дотронулся до подбородка, сжал указательным и большим пальцами челюсть и простонал от полыхнувшей боли.

– Мы встали! – привстав на локтях, провозгласил «Очки». – Где мои окуляры?

– Они пали смертью храбрых, – ответил «Ежик», поворачиваясь к двери. Он включил верхний свет, затем нагнулся и поднял с пола поврежденные очки друга.

– Осталось одно стекло, – сказал он, передавая их ему.

«Пузо» что-то нечленораздельно промычал. За дверью пробежал кто-то в тяжелой обуви, раздались крики непонятного смысла. Толик свесил ноги с полки, сказав:

– Осторожнее, я спущусь.

«Еж» посторонился. Мужчина спрыгнул вниз.