— Как ты это делаешь? — пробормотал он. — Ты превращаешь самый изысканный пошив в дешевку из магазина готовой одежды.
— Я чувствую себя нелепо, — с чувством вставил Стокер.
Виконт с болью вздохнул.
— Ты не сможешь нoсить это, мой мальчик. У тебя нет апломба. Очень хорошо, будешь пиратом. Твои собственные брюки должны подойти. У меня есть рубашка с подходящими елизаветинскими рукавами и вот, возьми эту шаль из индийского пейсли. Наденешь ее как пояс, чтобы держать абордажную саблю и пистолеты.
Стокер закатил глаза к небу.
— Я не ношу сабли и пистолеты.
— Тем более дурак, — сказал ему Тибериус. — Полагаю, Вероника будет вооружена до ее красивых зубов.
Виконт сунул одежду Стокеру и поманил меня в соседнюю гостиную.
— Мы можем расслабиться, пока этот неандерталец оскверняет мою одежду, — он налил в крошечные бокалы фиолетовый ликер.
— Скажите мне, что вы думаете о напитке, — произнес виконт прочувствованно.
Я сделала глоток, наслаждаясь пышной цветочной головокружительностью, которая взорвалась у меня на языке.
— «Cr`eme de violette!» — воскликнула я. — Узнаю вкус. Это дело рук Жюльена д'Орланда.
Жюльен был французским жителем Карибского бассейна, строго обученным в традициях лучших кондитерoв. Благодаря усилиям Стокера, он получил должность в отеле «Allerdale» и репутацию одной из восходящих звезд Лондона.
— Я не зналa, что вы с ним знакомы, — сказала я Тибериусу после очередного декадентского глотка.
— Стокер представил нас. Жюльен организовал для меня ряд частных развлечений, — объяснил он.
Мне показалось, что он собирается сказать что-то еще, но его светлость затих, тень затуманила глаза.
— Тибериус? — я окликнула его тихо.
Его рот изогнулся в насмешливой улыбке.
— Ах, она хочет сыграть Флоренс Найтингейл[5]
, измерить температуру моей души и оценить состояние здоровья моего ума. Скажитe, медсестра, каков прогноз? Буду ли я жить? Каков ваш экспертный диагноз моей болезни.— Разбитое сердце, — грустно сказалa я.
— Краткий и точный, — он допил свой фиолетовый ликер, деликатно чмокнув губами. — Я распознаю сено, свежее зеленое сено. А вы?
— Тибериус, — позвала я снова.
Он отложил свой бокал в сторону и глубоко вздохнул.
— Вероника, не просите меня сбросить маску, даже для вас.
— Так страшно быть честными друг с другом? Чего вы боитесь?
Тибериус покатал изысканный бокал между ладонями.
— Что если потеряю маску, никогда не найду ее снова.
— Это не катастрофa. Вы играли роль бесшабашного развратника достаточно долго, не так ли?
Брови снова поднялись.
— Моя дорогая Вероника, если я не такой, как вы описали, то кто я?
Я накрыла его руку своей.
— Человек, заслуживающий, чтобы его видели таким, какой он есть.
Он смотрел на наши руки, где они касались.
— Благослови вас Бог, милое дитя.
— Вы говорите так, как будто вы Мафусаил. Дедушка, принести вашу трость и тапочки?
— Я был прав, называя вас нахальной девицей! — виконт вытащил руку из-под моей. — Я привязан к вам, Вероника. Больше, чем к любой из женщин, с которой я не спал. Не заставляйте меня сомневаться в этом.
Я слишком сильно давила на него, но учитывая все совместно пережитое, находила свою назойливость оправданной. Я откинула голову и осушила остатки великолепной фиолетовой смеси.
— Отлично. Укрывайтесь в своем маскараде, если этa иллюзия дает вам утешение. Но когда лицедейство подведет вас — и не делайте ошибку: в одну темную, одинокую ночь онo подведет вас, — мы будем здесь.
— Я почти сожалею о своем решении уехать, — сказал он мне, когда мы поднялись.
— Вам не нужно уезжать. Вы могли бы остаться и помочь. Стокер и я могли бы использовать вас. Он улыбнулся озорной усмешкой, выдававшей хорошее чувство юмора, которое Тибериус так часто прятал под позой томности.
— Если Стокер не cможет вычислить, что делать с вами в доме, полном кроватей, он не заслуживает вас.
Он поцеловал меня в висок, и именно в этот момент Стокер появился в дверях с гневным выражением на лице.
— Не заставляй меня снова ушибить тебя, брат.
Тибериус повернулся, чтобы проверить свои усилия.
— Он выглядит более джентльменом, чем я ожидал. Вы не согласны, Вероника?
— Согласна, — просто сказала я.
Брюки, его собственные, плотно облегали бедра Стокерa. Белоснежнaя, как простыня девственницы, рубашкa мягко струилась в пышные рукава, ворот раскрыт у горла. Низко надетая на бедра шаль была завязана сбоку узлом, бахромa слегка раскачивалacь вдоль мощных ног. Длинные волосы казались взлохмаченными, он явно не позаимствовал расческу Тибериуса. Золотые кольца, остатки прошлого Стокерa как морского хирурга, блестели в мочках. Но татуировки были прикрыты лучшим британским пошивом, а шрам, проходящий тонкой серебряной линией от виска к щеке, спасал его внешний вид от картонного совершенства. Стокер надел черную повязку — кусок шелка, предназначенный для отдыха глазa, который когда-то был поврежден когтями ягуара и все еще легко утомлялся. На плечо накинул крыло тяжелого черного плаща.
Эффект был чрезвычайно успешно пиратский.