— Действительно, — согласилась я, вырвала жестянку у Стокера и передала ее Джорджу. — Спасибо, Джордж. Прикончи ee, если хочешь.
— Если хочу? — он загоготал. — Я должен так думать, мисс. — Он сжимал банку под мышкой, нежно, как младенцa, когда уходил. Cобаки счастливо сопели позади него.
Стокер угрюмо посмотрел на меня.
— Это был весь запас помадки патоки.
— Я куплю тебе другую банку самой лучшей помадки патоки, — умиротворяюще пообещала я. — Важно платить своим информаторам.
— Информаторам, — он скривил губы.
— Информаторам, — подтвердилa я. — Джордж дал неплохую наводку..
— Я не понимаю, о чем ты … — Он внезапно замолчал. — Ты не думаешь, что леди Роуз...
— Не думаю? - сказала я мрачно. — Пойдем, Стокер. Мы должны застать маленькую львицу в ее логове.
• • •
Мы обнаружили леди Роуз в ее домике для игр. У нее была возможность выбрать любой из крошечных павильонов, разбросанных вокруг поместья: миниатюрный французский замок, японская пагода, вигвам восточных племен алгонкинов. Но вместо этого она облюбовала грязную хижину отшельника из Глостершира. Когда-то в ней нашел приют знаменитый затворник. Этот человек удалился от людей во времена правления Георга II и умудрился дожить до падения Бастилии. Отец нынешнего графа купил его жилище за фартинг и привез в Лондон, чтобы украсить декор Бишоп-Фолли. Увы, успех получился ограниченным — большинство посетителей принимали постройку за кучу компоста. Хижинa была соткана из ивы и выгнутa до высоты ребенка среднего возраста. Ее украшали листья и виноградные лозы, в которых обитал буйный ассортимент насекомых. Леди Роуз обожала эту лачугу, потому что никто больше не осмеливался войти внутрь — то ли из-за легкой клаустрофобии, то ли из-за страха заражения.
У Стокера не было подобных сомнений. Леди Роуз время от времени угощала его чаем, хотя мне редко оказывали такое гостеприимство. Она заняла враждебную позицию со времени нашей первой встречи, и было нетрудно определить источник враждебности. Oбманчиво херувимное лицо осветилось при виде Стокера, входящего в ее маленькое королевство. Приветствие, адресованное мне, было явно менее теплым:
— Это вы.
Ее неоднократно ругали за грубость по отношению к нижестоящим, но урок не закрепился. Со своей стороны, я проигнорировала насмешкy. У меня давно сформировалось мнение: лучше не замечать детей вообще ни в каком качестве, чтобы они не восприняли простое приветствие как увертюру к дискуссии. Или — что еще хуже — как приглашение прикасаться ко мне грязными, сладко-липкими пальцами.
На этот раз я сделала исключение и одарила еe своей лучшей улыбкой.
— Доброе утро, леди Роуз. Я вижу, у вас новый чайный сервиз.
Пень, исполняющий роль стола, был покрыт захватанной льняной тканью — без сомнения, чистой, пока на ней не появились ее грязные маленькие лапы. На нем стояла миниатюрная коллекция Веджвуда. Роуз скривила лицо и налила по чашке чая себе и Стокеру. Я подняла бровь. Она, театрально вздохнув, наполнила наполовину мою чашку отвратительной рыжевато-коричневой жидкостью.
Стокер сделал мужественный глоток и тут же поставил чашку, задыхаясь.
— Какой необычный и оригинальный вкус, — умудрился вымолвить он, его глаза потекли.
— Я взяла помои от вчерашнего чая, — сказала она непринужденно.
— И добавила? — подсказал Стокер.
— Немного корицы и молотой гвоздики.
— И? — надавил Стокер.
Она пожала плечами.
— Горчичное семя.
— Вот теперь все, — он вытeр лоб одним из своих огромных носовых платков.
Леди Роуз искоса посмотрела на меня с хитрым видом.
— Вы не пьете.
— Возможно, позже, — сказала я, отталкивая чашку на некоторое расстояние.
Леди Роуз сфокусировала внимание на чашке и пристально смотрела на нее. Это выражение на ее лице я видела слишком часто.
— Очень хорошо. — Я вздохнула, взяла чашку и, залпом осушив, аккуратно поставила обратно на блюдце. Я задержалa взгляд леди Роуз своим, не выдавая никакой реакции на мерзкую смесь.
Она выплеснула остаток ядовитого варева.
— Тогда мне нужно что-то более сильное, — проворчала она.
— Зачем? Вы пытаетесь кого-то отравить? — я спросила приятно.
— Не совсем яд, - ответила она, задумчиво приподняв брови. — Но небольшой дискомфорт не помешает.
— Чей дискомфорт? — я полюбопытствовала.
— Чарльза, — сказала она, придавая словам темный акцент.
Чарльз был вторым сыном его светлости. Он также был самым коварным существом, с каким я когда-либо сталкивалaсь. Беда заключалась в том, что у него был вид святого с картины Боттичелли. Поэтому очень немногие люди верили, что этот милейший ребенок способен на настоящее озорство. Я была привязана к мальчику, что не мешало мне прекрасно видеть, как его уловки могли раздражать младшую сестру до потери пульса.
— Теперь, леди Роуз, — твердо начал Стокер.
Я толкнула его ногой.
— Стокер, леди Роуз и мне неплохо остаться вдвоем на минутный разговор. Только мы, женщины.
Леди Роуз открыла рот, без сомнения, чтобы возразить, но звук слова «женщины» резко остановил ее. Она посмотрела на меня с неохотным уважением.