После перекрестка с Эльм-авеню он сразу увидел дом Эйприл. Она, должно быть, стояла у окна, потому что, едва он остановил пикап, тут же вышла на крыльцо. Эйприл переоделась в голубой спортивный костюм, который даже в неверном свете фонарей так шел к ее глазам.
Она была босиком, поэтому не стала спускаться с крыльца, а просто распахнула дверь, дожидаясь его. Он вошел, и Эйприл, закрыв дверь, спрятала лицо у него на груди.
– Как хорошо, что ты здесь.
Он обнял ее и крепко прижал к себе. Джим невольно отметил идеальное совершенство, с которым смыкаются их тела, будто их спроектировал друг для друга архитектор высокого ранга, вроде Кертиса Ли, а может, и повыше. Наверняка так было всегда, но Джим этого не замечал или не хотел замечать.
Он неуклюже ткнулся в медь ее волос.
– Эйприл…
– Да.
– Хочу тебе сказать… Правда, я еще не умею этого говорить, но благодаря тебе быстро учусь.
Он чуть отстранил ее от себя, чтобы смотреть ей в лицо и чтобы она убедилась, что его разные глаза способны одинаково отражать это чувство.
– Я люблю тебя.
Эйприл замерла, как будто дышать перестала. Потом по щеке ее скатилась слеза, стоившая многих омытых слезами ночей.
– Я тоже люблю тебя, Джим. Я не переставала тебя любить, даже когда обзывала себя дурой и имела все основания ненавидеть. За десять лет не было дня, чтоб я не мечтала услышать от тебя эти слова.
Они целовались так, словно не было этих десяти лет, словно вообще ничего больше не было и не будет.
Они не могли оторваться друг от друга, хотя и понимали, что десять лет не уместятся в эти краткие мгновенья.
Легкий скрип отворяемой двери вернул их на грешную землю.
На пороге гостиной в янтарном свете настольной лампы стоял Чарли. Его лицо выражало сегодняшнюю усталость и всегдашнее одиночество.
Волна нежности к старому шаману захлестнула Джима, и он не сомневался, что Чарли это почувствовал. Но этот миг тут же растаял, потому что Чарли принес с собой предчувствие затяжного прыжка в бездну – в погоне за тем, чего ни рукой, ни разумом ухватить нельзя.
Джим неохотно выпустил Эйприл из объятий и шагнул к старику.
– Привет, Чарли. Спасибо, что остался здесь.
– Ради тебя и ради них, Три Человека. Ты что-нибудь узнал?
Джим покосился на Эйприл и прочел у нее на лице тот же вопрос.
Вздохнув, он опустился на диван и по порядку рассказал обо всем, что произошло за эти несколько часов. Рассказал о смерти Кертиса Ли, о том, как они упустили возможность взять под стражу того, кого Чарли окрестил
Потом замолчал и усталым жестом вытянул из кармана диктофон.
– И еще Алан дал мне вот это.
Джим нажал на клавишу воспроизведения и стал смотреть, как на их лицах отражается слово за словом обвинительный приговор жизни. Для него самого слова тоже прозвучали по-новому: в первый раз он как-то обошел вниманием это жестокое равнодушие ко всему, кроме собственных корыстных интересов.
Потом они долго молчали, каждый, как умел, шил платье своему гневу.
Первой опомнилась Эйприл:
– Черт побери! Я все же не думала, что Коэн способен на такое.
– Кто обладает одним, захочет и другое, потом третье и в конце концов ни перед чем не остановится, чтобы насытить свою алчность.
Голос Чарли был спокоен. Старик словно и не слышал этой записи. Но Джим и Эйприл поняли: только такой голос и может быть у человека, который
– Что ты станешь делать? – спросила Эйприл у Джима.
– Еще не решил. Пока у меня есть более срочные дела. – Он поднял голову, отрешившись от туманного будущего и перейдя к конкретному настоящему. – У вас в газете есть фотоархив?
– Огромный. С основания в тысяча восемьсот семьдесят пятом году и до сегодняшнего дня.
Джим вытащил из кармана взятый у Алана снимок.
– Надо бы поискать вот этих двоих. Возможно, именно они были с индейцем и Джереми Уэллсом во Флэт-Филдс. Тогда их звали Скотт Трумэн и Оззи Сиринго. Они были объявлены в розыск в штате Вайоминг. И не исключено, что после резни остались в городе и сменили имена.
Эйприл взяла в руки прямоугольный кусочек картона и села на диван рядом с ним, поближе к лампе.
Джим увидел, как она вгляделась в изображение и побледнела.
– Ох!
– Что?
Эйприл растерянно посмотрела на него.
– Двух других я никогда не видела, а вот этого знаю. – Она ткнула пальцем в одного из троих. – Это Линкольн Томпсон, мой прадед.
Они не успели сказать ни слова, потому что с улицы вдруг донесся собачий вой. Джим резко поднялся.
– Это Немой Джо. Где Сеймур?
Она тоже вскочила. На лице ее был написан ужас.
– У себя в комнате.
– Где?
– Там.
Она выбежала из гостиной. Джим кинулся за ней; коридор в несколько шагов показался ему длиннее, чем расстояние до самой дальней звезды во Вселенной.