Они высадили дверь его дома на Линч-стрит и ворвались, как свора бешеных псов. Стащили его с постели, даже не дав глаза продрать, заломили руки за спину. Он услышал, как защелкнулись наручники, и даже не разглядел в лицо легавого, что зачитывал ему права.
– Имеешь право хранить молчание. В случае отказа от этого права все, что ты скажешь…
А вы имеете право поцеловать меня в зад, сучьи дети!
Потом его долго везли, долго шмонали. Фото, отпечатки, вопросы какого-то хрена, вообразившего себя шерифом. Молчание, на которое он имел право и в котором замкнулся, обдавая презрением – единственным своим оружием – всю эту сволочь, что посадила его в клетку, как зверя.
Джед Кросс нисколько не испугался. Ему уже доводилось бывать в тюрьме, притом в местах покруче этого. Чтоб его сломили четверо захолустных полицейских – дудки! Посадили в одиночку, думают расколоть, но ему эти штуки известны, у него хватит духу, чтобы потягаться со всей полицией юго-запада.
Мои яйца всегда при мне, это легавые ходят парой, чтоб у них была хоть парочка на двоих.
Вспомнив, как насмешил этой шуткой ребят в баре Дженни – они буквально попадали, – Джед усмехнулся.
Хоть парочка на двоих, надо же!
На прогулку он тоже ходил в одиночестве – в тесный огороженный дворик восточного крыла, вдали от большого двора, куда выводили всех вместе. Он знал, что его статью в среде обычных заключенных не жалуют. Кто похлипче, мог и не вернуться в свою камеру из общего двора, хотя во Флагстаффе нет федеральной тюрьмы, здесь, как правило, содержат всякую мелочь. А у него за плечами не одна ходка, чтобы опасаться этих фраеров. Но все равно, раз нет проблем, ему же лучше.
Не докажут. Ни хрена они не докажут.
И тем не менее…
Память о случившемся до сих пор, по прошествии нескольких дней, повергала его в сладкую дрожь. Он ехал к Леппу, что в самом сердце индейской резервации, и увидел мальчонку из этих оборванцев навахов, с хорошеньким смуглым личиком и черными угольками глаз.
Сколько ему было? Лет десять, одиннадцать?..
Загорелая кожа, на вид гладкая как шелк. Джед, не выпуская руля, почувствовал, как налилось свинцом в штанах то, что он
Вытащил сосунка из машины и в первый раз ударил тыльной стороной ладони, да так сильно, что у того из носа хлынула кровь. Джед ударил снова, уже полегче. Мальчонка затих, Джед протащил его несколько метров и взгромоздил на капот «мицубиси».
Потом спустил с него джинсы и… сам не заметил, как руки сомкнулись на горле оборванца. Под конец тот распростерся на земле с коротким всхлипом и больше не дышал.
Даже теперь, припоминая, он почувствовал, как натянулась плотная ткань брюк. И тут же услышал звук приближающихся шагов в коридоре, что помешало ему вытянуться на койке, расстегнуть молнию и всласть отдаться приятным воспоминаниям. Перед ним вырос полицейский в синей форме, расчерченной полосами железной двери.
Джед знал его в лицо. Не раз видел с неизменной банкой пива в руке среди многочисленной публики заведения «Бильярд и бар Джейсона» в центре города. Молодой, но уже лысеющий и рыхлый парень с безвольным слюнявым ртом. Джед сразу навесил ему ярлык канцелярской крысы, не допущенной до боевых действий. Если, конечно, в этой богом забытой дыре возможны боевые действия.
– Вставай, Кросс, к тебе пришли.
– Кто еще?
– Твой адвокат.
– Сподобился наконец, дерьмо собачье.
Он вытянул руки вперед, к железным перекладинам, сквозь которые ему подавали жрачку, и позволил полицейскому надеть на себя наручники. Тот щелкнул замком и сказал кому-то слева:
– Все, отпирай.
Подвижная железная секция наползла на неподвижную. Все как у людей. Здание построили недавно и на расходы не поскупились. Собрали в одном месте и тюрьму, и полицейское управление, и отдел шерифа округа. Выходя из камеры, Джед невольно ощутил себя Клинтом Иствудом в том фильме про побег из Алькатраса.[15]
Его повели налево по коридору, слабо освещенному зеленоватым серным светом. Неоновые трубки были укреплены на потолке, и, шагая, заключенный следил за тем, как тени его скованных рук вытягиваются и уходят под ноги в ожидании следующего светильника.
В двух шагах от него двигалась лютая ненависть в лице полицейского, машинально стиснувшего рукоять пистолета. Должно быть, только и ждет неверного движения, чтобы всадить ему пулю в затылок, а потом станет рассказывать друзьям в бильярдной, как его черепушка треснула, словно тыква, и мозги забрызгали каменный пол.
Но Джед Кросс не такой дурак, чтобы попасться в эту ловушку.
Не будет никакой стрельбы, петушок. Ни треснувшей черепушки, ни брызнувших мозгов. Сейчас мой хитрожопый адвокат вытащит меня отсюда, а ты со своей легавой сворой утрешься, только и всего.
– Направо.