— Ты чего, Тин? — потрепал ее по плечу Иван. — Не парься. Дряблов сказал — могила. Морду я кому хочешь набью, не посмотрю на заслуги. Айвазяну, значит Айвазяну. Отцу родному, то бишь Бернсу, — и тут же без перехода. — Валь, бросим к чертям эту б… жизнь, я тебя на руках носить буду…
— Ваня… Ваня! — возмутилась Тинка. — С ума сошел! Дряблов, ну ты фрукт, тьфу, перец! Обалдел совсем?! И ты туда же… Неужто тебя моя задница впечатлила?
— Ну, нет, что я жопы не видал? — искренне ответил Иван. — Душевная ты баба, Валь. Жили бы хорошо. Подумай, а?
— И ты хороший мужик, Ваня, только, извини, не буду я об этом думать, — категорично ответила Тина.
— Женюсь! — вдруг заявил Дряблов, и в доказательство стукнул себя кулаком в грудь.
— Эх, Ваня, мне за этого паразита надо замуж выйти, — горестно вздохнула Тина и кивнула головой в сторону комнаты, где, прикрытый пледом, лежал бесштанный принц, — да так, что б звон до самой Москвы стоял!
— Ну и зачем тебе этот задохлик? Деньги папашины? Вот все вы бабы такие, только бабки вас и интересуют.
Тина дернулась плотнее закрыть дверь, ведущую в комнату пленника.
— Не нужны мне их деньги, а вот им моя слава, ох, как пригодится! — ответила она на упрек Ивана.
— Не пойму я тебя, зачем связываешься с Айвазянами? Добро бы были такие, ну хоть как наш Израилич, душа человек, ну разве что Михалычу наподдаст… А эти, морока одна, убьют и никто не узнает… — …где могилка моя, — закончила за него Тина. — Вань, я серьезно хочу стравить этих собак. Ославить, вытряхнуть кошельки, хочу, чтобы они почувствовали как это, когда твоей жизнью управляют другие, а захотят и вовсе отберут. Ты, Ваня, знаешь, что я подругу похоронила?
— Знаю.
— И еще одного человека, — Тина сглотнула слезы, — а Ветка всю жизнь проведет в инвалидной коляске. А знаешь, каково это красавице в инвалидной коляске? Я тебе скажу — лучше умереть. А эта сволочь даже убить нормально не смог. На троих денег не хватило?!
Дряблов опустил голову, постоял молча, пока Тина утирала накатившиеся слезы, и сочувственно погладил ее по плечу.
— Не плачь, Валь. Будет все, как ты захочешь. Или я не буду Иван Дряблов. Скажи, что надо сделать?
— Паспорт его нужен, — помолчала и добавила. — И оружие, огнестрельное. Или лучше добротный муляж.
— Посмотрим, что можно придумать, — и, вспомнив о пленнике, спросил. — Так, а с ним кто останется?
— Как кто? Я. Ты, Ваня, третий лишний, — усмехнулась, шмыгнув носом, Тина. — Андестенд?
— Чего уж там не понять. Аккуратней с ним, — предупредил Иван, — не ровен час, сбежит, как сегодня, еще и тебя пристукнет. Я бы ему не доверял.
— А я его отвязывать не буду, так даже интересней, помнишь, как в „Связанных с одной целью“?
— Я порнуху не смотрю.
— Ага, ты в ней снимаешься, — рассмеялась Тина.
— Все хохочешь? — улыбнулся и Иван.
— Уж лучше, чем плакать.
Глава двадцать четвертая
Лада смотрела на нее своими черными раскосыми глазами, только в них не было жизни, была чернота. Глубина и невозвратность смерти. Ветке стало холодно, она оглянулась и вдруг увидела, что она стоит посредине круга начертанного мелом.
Что за чертовщина? Ладка погибла, как же случилось, что сейчас они стоят рядом, стоят, не прикасаясь, и сторонясь друг друга, только она окружена неровной чертой, будто бы нарисованной детскою рукою.
— Лада… — не то окликнула, не то всхлипнула от непереносимой грусти Веточка.
— Помнишь ли ты, как счастье нам улыбалось… — пропела подруга, и зависть прозвучала в ее голосе.
— Лада… — Ветка протянула руку, но лишь коснулась холодного тумана, Лада смеясь, оскалив почерневшие зубы, отпрянула, не хотела, чтобы подруга касалась ее мертвого тела.
— Ладушка, — заплакала Виолетта, — не уходи, я так соскучилась по тебе, так долго я не видела тебя, не говорила…
Ах, да она не одна! Павлов? Павлов… Они же погибли, только Ветка осталась чудом жива, а они сгорели, нет, их разнесло в клочья, после горели лишь останки машины!
— Витя, — позвала Виолетта, — он подошел ближе, и она отчетливо увидела пустые глазницы, холодящую сердце улыбку, он протянул ей руку и приветливо произнес:
— Мы вместе, мы должны быть вместе…
— Нет, это невозможно, я же выжила, лежу в больнице…
— Малышка, сделай шаг, один шаг…
— Нет, нет, а как же мама? И Маурицио?
— Детка… — просительно произнес Виктор.
— Ветка… — умоляюще попросила Лада.
Они протягивали ей руки, но не могли преступить меловой черты, так и кружили, в безмолвном, жутком танце. Виолетта зажмурилась от страха, стояла и ждала. Чего ждала? Наверное, что они возьмут ее с собой. Как и было предначертано, просто случай выдернул Веточку из жернов мельницы судьбы. Но вдруг она почувствовала в своей руке чью-то нежную маленькую ладошку и услышала неожиданное:
— Мама…
Малыш стоял около нее и властно держал ее за руку. Лада и Павлов отошли в тень, и она с трудом различала их.
— Чей ты, малыш? — спросила она, вглядываясь в знакомые черты.
— Я твой, — ответил мальчик — твой сын. Пойдем домой, мама.