Убийственные именины

— Добрую тыщу детективов прочел, — отмахнулся Ося, тоже глядя в сторону, — Там всегда одно и то же: если такое — значит, убийство. В фильмах — похожая схемка: труп — мотив — убийца.

— Детективное кино смотришь, значит? Документальная киношка-то! Тетку мою кто-то из нас собственноручно… — Даня запнулся. Слово "замочил" застряло у него в горле. Увидев выпученные глаза приятеля, Гершанок заторопился:

— Да не дури, ведь не было еще медицинского заключения! Гоша и Лариска в морг поехали, а вернутся — сообщат. Может, она сама сверзилась! На шкаф полезла, или так, спьяну…

— Сам-то, небось, не думаешь, что спьяну, — огрызнулся бледный измученный Данила, — "Сообща-ат…"! Про себя уж решил: Варьку по башке тюкнули? Ну, нафиг антимонии разводить?

— Кончай истерику ломать! — рассердился Ося, — А что я, по-твоему, должен думать: "лежит, скучает и кровь вокруг"? И не коли, Бога ради, вселенскую скорбь. Сам про убийство заговорил, не я!

— Ладно, все, успокоил. Пошли домой, девкам помочь надо. Бабы с ног сбились, еще соседки эти придурочные под ногами путаются, хуже Адельки, — и оба мрачно направились через высушенное до желтизны поле к дому.

Трава кололась, кусались какие-то мухи, настроение было — хуже некуда. Появилось ощущение, что это будет продолжаться вечно: запах соломы, длинная унылая дорога, впереди одни только неприятности.

"Накорми меня, напои меня, напугай меня", — вспомнил Данила капризную лису из сказки, — "Д-дура рыжая! Эх, так все славно начиналось, хоть в рамочку вставляй! Пироги, огурчики, напитки-закуски… Гости благостные, хозяйка аж лоснится… Оське этого не понять, сироте еврейской. А теперь смотреть на них на всех — ну сил моих нет. Лица чужие, дикие, как у неродных…" Мысль о странности с детства знакомых лиц чем-то беспокоила, в ней была, будто в иссохшей траве, колкая, неприятная жесткость. Даня задвинул тоскливые думы подальше и начал прикидывать, что он, мужчина, может и должен сделать для осиротевшего семейства.

В доме парни обнаружили, что атмосфера неожиданно разрядилась: приехал из морга Гоша и сообщил, что у покойной был или намечался инсульт, что и спровоцировало обморочное состояние. Варвара, вероятно, направилась в спальню, чтобы прилечь, сперва подошла к окну, потопталась в центре комнаты, затем пошла к кровати и присела. Когда же поднялась, чтобы выйти из помещения, произошло небольшое кровоизлияние в мозг, отчего Изотова В.Н. упала и ударилась головой о ручку огромного старинного кресла, обычно стоявшего в углу комнаты, между шкафом и стеной, а тут оказавшегося, как на грех, посреди спальни, прямо на пути потерпевшей. В результате — проломленный череп, мгновенная смерть и полное отсутствие состава преступления.

Этот текст Георгий выпалил на едином дыхании в кругу напряженно замерших родственников. Когда он замолк, еще несколько мгновений стояла тишина, казалось, вот-вот разразятся бурные аплодисменты и крики "браво!" Мысль об умышленном убийстве, явившаяся неведомо откуда, заразившая весь дом и за прошедшие сутки истерзавшая каждого, оказалась лишь наваждением. Нет, оваций, конечно, не случилось, но присутствующие загомонили, дамы дали бурный выход чувствам. Отовсюду слышались восклицанья: "Варенька, бедная Варварочка, ах, Вавочка, какой ужас, как же так могло случиться…", хотя Георгий только что кратко, но доходчиво объяснил, как.

Никто, впрочем, не обращал внимания на остальных, просто "выпускал пары". Мучительное беспокойство, действительно нагнетавшееся точно в котле под высоким давлением, теперь выходило через все клапаны: Серафима в голос зарыдала, соседки пали ей на грудь, мешая мужу обнять Симу и увести подальше от хора плакальщиц. Георгий очень хотел спасти супругу от дальнейших переживаний, Серафима и так настрадалась после нелепой Вариной гибели.

Прочее семейство Гоша тоже жалел, но меньше, чем Симочку. Ей, бедненькой, совсем не досталось некое полезное свойство, присущее натуре Изотовых, и передавшееся Павлу Петровичу, мужу покойной, наверное, половым путем. Варварина родня всегда выходили из стресса, делая реакцию на любое несчастье слегка актерской. Не то чтобы все их чувства были фальшивы, но реальная горечь и страх потери как-то незаметно растворялись в "мизансценах" — еще до того, как занятые импровизированным спектаклем домочадцы успевали сполна ощутить происходящее в реальном мире.

Вот и после Гошиного сообщения Павел Петрович, с утра ополовинивший бутылку коньяка и теперь изрядно ослабевший, упал на диванчик, уткнулся лицом в бисерные разводы на подушке и застонал оперным басом. Бледная и грустная Лариса, утирая слезы, высилась рядом с мужественно-печальным Русланом воплощением дочерней скорби. На красивом бесчувственном личике младшей Варвариной дочери не было слез: на нем, будто черная вода в трещинах ледолома, вдруг проступило выражение легкой грусти и странного умиротворения.