– Антон Серафимович, какую работу выполнял в вашем учреждении Ракитский?
Самойлов задумался и ответил не сразу. Несколько минут спустя, когда Турецкий наблюдал его мимику и привык к его голосу настолько, чтобы делать какие-то физиологические выводы, Турецкий, оценив эту паузу задним числом, понял, что она была искусственной. У Самойлова была молниеносная реакция, ему вообще не требовалось времени, чтобы сформулировать в голове какую-то мысль.
– Так нельзя сказать, – наконец выговорил банкир. – Валентин Николаевич не был служащим в обычном понимании этого слова. Он был моим личным консультантом, к услугам которого я прибегал довольно нечасто.
– По каким же вопросам, позвольте полюбопытствовать? Консалтинг? Может быть, безопасность?
– Отнюдь. Я взял его как эксперта по вопросам… он неплохо знал современное западное искусство.
Ну конечно, ври больше, подумал Турецкий. У меня есть показания программиста Скобелева, который даже по телефону скрывать не стал, что проверял счета в офшорных зонах по заказу Внешторгбанка.
– Антон Серафимович, – сказал Турецкий, глядя в его холеное молодое лицо, – а вы правда помните эту картину?
– Какую? – удивился Самойлов.
– «Вечер в Полянове».
Самойлов молчал секунд десять, не отводя взгляда все с тем же расслабленным, отсутствующим выражением лица, а между тем Турецкий не сомневался, что сейчас его чудо-мозги высчитывают тактику разговора.
– Помню, конечно. Меня же просили ваши сотрудники вспомнить подпись ее автора, разумеется, я и…
– Как вы сказали?
– Я сказал – помню…
– Нет, секундочку, прошу прощения, вот перед этим – вы как сказали?
– Господин следователь, вы как себя вообще чу…
– Антон Серафимович, еще раз произнесите слово «разумеется».
Самойлов пожал плечами и сделал, как его просили, повторил слово «разумеется». Он картавил. Он картавил! В жизни встречается немало людей с дефектами речи, но Турецкий тут же раз и навсегда уверился в том, что именно разговор Ракитского с Самойловым подслушал полгода назад сантехник Василюк.
Но как же я раньше не услышал? – Турецкий быстро отмотал в уме весь нехитрый предыдущий диалог и понял, действительно буквы "р"-то там и не было, Самойлов как-то умудрялся ее избегать.
– Знаете, Александр Борисович, вы говорили, мы с вами по-приятельски посплетничаем, но я что-то этого не ощущаю, мне, извините, как-то у вас тут несколько тревожно.
Теперь Турецкий понял, почему в подслушанном сантехником разговоре собеседник Ракитского называл его по званию. И еще он понял, откуда такие пробелы в биографии Самойлова. Оттуда же, откуда и он сам, откуда и Ракитский, и Ватолин с Кузнецовым, и нынешний президент, и, кто знает, сколько еще людей в этой несчастной стране. Из органов, холера их возьми! А значит, раскапывать его прошлое, отгадывать настоящее и планировать будущее – себе дороже.
– По-приятельски, по-приятельски, – повторил Турецкий. – Я хочу узнать все что возможно об этой картине Левитана, которую Ракитский около пятнадцати лет назад вывез из Восточной Германии. Возможно, вы не в курсе, но Ракитский оставил завещание, по которому его картины наследуют крупнейшие русские музеи.
– Ну и не очень умно, – заметил Самойлов. – Лучше бы Внешторгбанку оставил, как я ему предлагал. По крайней мере, их бы весь мир увидел. Вот у нас недавно вернисаж в Нью-Йорке был, в Метрополитен-музее и в Музее Соломона Гуггенгейма. Наши картины люди во всем мире смотрят. А его что? Вот вы мне теперь говорите, что Левитана украли. Значит, я был прав, у меня бы не украли.
– Так вы были в курсе?
– Конечно – относительно завещания и Левитана, который как будто какой-то там поляк по имени Ян. «Вечер в Полянове». – Самойлов фыркнул. – Надо же было такое сочинить. Валентин Николаевич все никак не мог в шпионов наиграться, вот и…
– Вот и что?
– Даже не знаю. Вы не ловите меня на слове. Хотите что-то спросить конкретное – я к вашим услугам. Кстати, пока вы раздумываете над своими вопросами, я задам вам встречный. Левитана украли?
Тут Турецкому стало нехорошо.
– Ну сами посудите, – сказал Самойлов, видя такую реакцию. – Ракитского убили, так? Ракитский – пенсионер, так? Вы меня вызываете, спрашиваете о Левитане. Что я должен думать? Я сразу начинаю думать, что Ракитского убили, потому что ограбили.
– Действительно. Хорошо, Антон Серафимович, меня интересует разговор, который состоялся между вами и Ракитским примерно полгода назад у него на кухне. В нем фигурировало имя Исаак. Шла ли в данном случае речь о картине Левитана и что говорилось конкретно?
Самойлов ненадолго задумался. Потом сказал:
– Вы имеете в виду разговор тринадцатого мая?
Турецкий заглянул в записную книжку и был вынужден отметить, что память у господина Самойлова действительно феноменальная.