Убийственный аргумент

— Друзей не вербуют, — он покачал головой. — Как и не выбирают. Мы познакомились в яхт-клубе… — он почти неуловимо улыбнулся. — Трудно представить, да, что нынешний пенсионер был когда-то заядлым яхтсменом, членом одного из самых престижных клубов Америки? Джон Стэндап, — Н. Г. назвал имя владельца визитной карточки. — Началось с ни к чему не обязывающих приятельских отношений. Потом однажды попали вместе в шторм… Кто кому в тот раз спас жизнь — то ли он мне, то ли наоборот… А потом… У вас есть друзья?

— Наверное.

— Тогда постарайтесь понять. Мы дружили почти двадцать лет. Он так и не узнал, что я советский разведчик. Он не переваривал коммунистов. Стэндап, как теперь говорят — крутой. Он сам сделал себе карьеру, расчищая путь где надо — умом, где надо — кулаками. Но уверен, даже если бы узнал тогда про меня правду, не перестал бы быть моим другом.

— Если этот американец ничего не знал, почему он приехал в Россию вас разыскивать?

— Предполагаю такой сценарий, — у Н. Г. между бровями появилась складка, — однажды к нему пришли и предъявили документы, доказывающие, что он дружил со шпионом, работавшим против Соединенных Штатов.

— Ну и что?

— Страшное обвинение для гражданина страны, давно страдающей шпиономанией. Он не смог бы доказать, что не сотрудничал со мной, что наша дружба — обыкновенная дружба между двумя мужиками.

— Но если он ваш друг, попытайтесь ему помочь. К примеру, пригрозите, что рассекретите кое-какую информацию, актуальную по сей день, если они не оставят американца в покое. Вы же опытный разведчик, и знаете, как торговаться в подобных ситуациях, — напомнил я.

— Все это имело бы смысл, если действовала Лубянка или ГРУ, или политическая разведка при ЦК. С ними можно было поторговаться. Но эти люди… эти люди так просто его не отпустят.

— Эти люди — кто они? Мафия?

— Когда говорят — мафия, подразумевают уголовный мир. Да, у воровских авторитетов есть власть — в тюрьмах, на темных улицах, в притонах. Они и раньше там были хозяева. А у кого власть в финансовой сфере? Или в торговле — не в киосках у метро, а на международном уровне? В политике?

— Было бы любопытно узнать.

— Не мне вам объяснять, что большинство чекистов работали за идею…

Вечно они себя называют чекистами, подумал я.

— …Но Советский Союз исчез… Ради чего, скажите, теперь рисковать? Ради чего прошла вся жизнь? И не забывайте, мы внедряли своих людей в наиболее влиятельные структуры по всему миру — от политических партий и государственных аппаратов, крупных коммерческих фирм и силовых ведомств до по-настоящему мафиозных структур, сект и кокаиновых баронств. Кое-кого из наших людей прибрали к рукам и бывшие противники, и бывшие союзники. Некоторые просто решили уйти с линии огня… Но были и те, кто стал работать на свой страх и риск. Но теперь уже в собственных интересах.

— Общество шпионов с ограниченной ответственностью? — я засмеялся.

— Одних смогли завербовать, других — запугать. — Н. Г. даже не улыбнулся, — Были проведены акции устрашения — вспомните громкие дела о разоблачении советских разведчиков в ряде европейских стран и Соединенных Штатах. Наши бывшие агенты оказались в заложниках. И не только они. Их семьи… Их друзья.

— Короче, приватизировали агентуру, — я продолжал улыбаться. — А теперь предлагаете принять участие в ваших междусобойных разборках.

— Это не разборки. Группа людей, как вы правильно заметили, использует наработки огромного коллектива. И наша задача — помешать им.

— Наша? С какой стати и моя?

— С какой стати? — глаза его сверкнули. — Идет война, и глупо спрашивать — почему призывают именно тебя.

— Да никакая война не идет! — теперь разозлился я. — Когда же вы наконец вылезете из окопов, которые сами себе придумали?

— мне захотелось покрутить пальцем у виска.

— Но люди гибнут, верно? — попросту спросил Н. Г.

Возле виска крутить расхотелось.

Z

* * *

На кольцевой мы расстались. Н. Г. направился к дверям, через окно я увидел, как в людском водовороте мелькнуло его темно-серое пальто, и еще некоторое время мог наблюдать, как плывет над людскими головами каракулевый картуз.

Николай Григорьевич казался высокого роста.

Стоило проследить, куда он пойдет, но поначалу я не решился идти следом. Мне показалось, он был достаточно откровенен, и не хотелось бы насторожить его.

«Поезд дальше не пойдет…», — объявил машинист.

Значит, так тому и быть. Я выскочил из вагона. На перроне было не протолкнуться. Вдали, уже на эскалаторе я увидел темно-серое пальто и каракулевый картуз.

Бегом поднимаюсь по ползущим вверх ступенькам. От напряжения на лбу выступила испарина, а ломающая боль запульсировала от поясницы до щиколотки левой ноги. Похоже, вчера моему позвоночнику чересчур досталось.

Преодолевая хромоту, я спускаюсь по ступенькам на перрон радиальной станции, и уже слышу шум прибывающего поезда.

И вдруг — крик. Истошный женский крик. Скрежет колес, заблокированных экстренным торможением. Вздрогнул и закрутился людской водоворот. Грубые окрики проталкивающихся через толпу милиционеров…