Убийство-2

— Два человека погибли, Бук. Один фундаменталист задержан. Можете не тратить свое время и красноречие. Мы не будем голосовать за проект в его нынешнем виде. Он предлагает трусливые и недостаточные меры. Эти люди убивают невинных датчан.

Бук старался сдерживаться:

— Мне пока не известно, кто убийца, хотя я министр юстиции. Как вы можете быть так уверены, обвиняя фундаменталистов?

— А кто еще? И вот когда его осудят…

— Могу я внести предложение? — перебил его Плоуг. — Давайте на время прекратим наше обсуждение. Подождем, пока полиция выяснит что-то еще, и соберемся снова ближе к вечеру. Возможно, тогда мы будем знать больше.

— Можете тянуть время сколько угодно, — буркнул Краббе, шелестя своими бумагами и убирая их в портфель. — Факты говорят сами за себя.

Биргитта Аггер помахала ему вслед рукой.

— Бук, этот глупец считает, что держит вас на крючке. Беда в том, что он прав.

— В этом вопросе мы должны быть выше политики. Почему…

Она смеялась, и не над Краббе, а над ним.

— В чем дело?

— Ничто не может быть выше политики. — Она допила свой кофе и встала из-за стола. — Если вы измените в нынешнем соглашении хоть одно слово, можете на нас не рассчитывать.

— Этого не произойдет, — твердо сказал Бук. — Я позвоню вам позже, чтобы получить подтверждение.

— Одно только слово… — И она тоже ушла.

Молчание через некоторое время нарушил Плоуг, сказав устало:

— Вам придется переписать законопроект и дать Краббе то, чего он хочет.

Бук моргнул:

— Что?

— Его партия давит на него, требует результатов. У Аггер нет ни единой причины, чтобы идти вам навстречу. Поэтому она просто бросит вас. Даже если вы добавите в текст лишнюю запятую. Она уже приняла решение…

Бук вспыхнул:

— Они что, сами вам все это сказали?

— Нет, — терпеливо ответил Плоуг. — Но я прав. Вы сами убедитесь в этом.

Лунд смотрела на сидящего напротив марокканца. Теперь он был одет в синюю тюремную робу. Тщательно расчесанная борода, на лице спокойствие, отстраненность и даже смирение. Должно быть, в собственных глазах он вел себя так, как подобает вести себя, попав в руки врагов. Рядом с ним сидел адвокат одной из юридических фирм, придерживающихся левых взглядов.

— Мой клиент готов сотрудничать, — заявил адвокат.

— Тогда пусть расскажет, что ему известно о Мусульманской лиге, — сказал Странге.

— Я услышал о ней только вчера, — ответил Кодмани. — Когда вы начали орать на меня.

— Видео, снятое этой лигой, было вывешено на вашем сайте, — указала Лунд.

Тут же заговорил юрист, зачитывая от имени Кодмани заявление:

— Мой клиент продает и издает книги, распространяя слово Корана. По закону он пользуется правом на свободу религии и свободу печати…

— Домой он это право не сумеет забрать, я думаю, — вставил Странге.

За односторонним стеклом стояли и наблюдали за ходом допроса Кёниг и Брикс. Лунд подумала, что ремарку Странге они вряд ли одобрили.

— Мой клиент создал веб-сайт как литературную платформу и международный форум. Он не несет никакой ответственности за то, что помещают пользователи на страницах его сайта. Он ничего не знал о видеоролике и никогда не побуждал никого к совершению террористических актов.

Глаза Кодмани были закрыты, он шевелил губами, — вероятно, молился.

— Складно говорите, — сказал Странге. — Мы же были в том потайном офисе в подвале. Мы прекрасно знаем, чем вы там занимались. Видео, листовки. Подстрекательство…

— Там нет ничего противозаконного, — возразил марокканец.

— Мы нашли ваши листовки рядом со второй жертвой. Ваш веб-сайт использовался для размещения видеозаписи, в которой снята женщина перед тем, как ее хладнокровно убили.

— Я не знал…

— Этого недостаточно! — Странге заговорил громче. — Да, у вас есть алиби, и мы не считаем, что вы кого-то убили. Но вы связаны с этим делом. Так что или начинайте говорить, или…

— Перспективы у вас плохие, — подхватила Лунд, глядя прямо в глаза Кодмани. — Очень плохие, и вы сами это понимаете.

Марокканец сплетал и расплетал пальцы. Адвокат склонился к нему и что-то зашептал.

— Ваших детей придется отдать в опеку, если вы отправитесь в тюрьму, — сказала Лунд. — Мы постараемся найти для них мусульманскую семью, но никаких гарантий дать не можем. Вероятно…

— Я не знал! — вскричал Кодмани. — Ясно вам?

Лунд, сложив руки на груди и склонив голову, смотрела на него через стол.

— Он связался со мной через сайт. Писал электронные письма.

— Кто?

Человеку в синей робе было неприятно или даже стыдно разговаривать с ними.

— Он называл себя Единоверцем. Он казался… хорошим человеком. Ему вроде нравилось то, что я делал.

— Фанат? — спросил Странге.

— Что-то вроде. Он сказал, что снимает ролик религиозного содержания. Попросил разрешения загрузить его на мой сайт, чтобы все смогли посмотреть. Я не возражал. Дал ему пароль. И вдруг… этот ролик появился вчера вечером. Я не знал, что в нем снято.

— Нам необходимо увидеть все его письма, — сказала Лунд.

Кодмани только хмыкнул:

— Я не храню никаких сообщений. Стираю все, причем как следует, окончательно. Или я похож на дурака?

Странге отодвинул свой блокнот в сторону.