Убийство

Упитанная, с блестящей шерстью джерсейская корова паслась на выгоне. Возле сарая рылись в земле и что-то прилежно клевали несколько дюжин леггорнов. По саду рыскала свинья с выводком поросят: они выискивали и с чавканьем пожирали опавшие плоды, удовлетворенно похрюкивая и повизгивая. С прошлого года здесь ничего не изменилось. Во всем царил дух мира и спокойствия, во всем угадывались проявления доброй хозяйской заботы и скромной гордости своими владениями.

Возможно, вы скажете, что быть владельцем такого хозяйства — еще не основание для гордости; что люди эти посвящают всю жизнь однообразным мелочным заботам. Любой конторский мальчик хочет стать президентом компании. Каждый продавец метит в заведующие отделом. Все официанты и официантки грезят о том, чтобы стать сами не знают кем. И каждый из них стремится довести эту мысль до вас — вся эта ленивая, наглая, беспомощная и безмозглая публика. Они не умеют как следует делать свою работу, точнее, они этого и не хотят, но это не мешает им быть уверенными — непонятно, на каком основании, — что они достойны не просто лучшей, а наилучшей участи! Именно эта уверенность и служит им прекрасным оправданием для того, чтобы работать поменьше, а загребать побольше.

Итак, я стоял перед домом, глядя по сторонам, и чем дольше я стоял, тем спокойнее становилось у меня на душе.

Наконец из окна верхнего этажа послышался раздраженный голос Луаны Девор:

— Это ты, Косси? Косси! Что ты там делаешь внизу?

— Сейчас поднимусь. Дверь не заперта?

— Конечно нет. Ты отлично знаешь, что она всегда открыта. Иначе как бы я...

— Погоди. Натягивай штанишки. Еще минута — и я с тобой.

Я вошел через парадную дверь и пересек вестибюль, натертый и надраенный до зеркального блеска. Полировка лестницы была также доведена до совершенства, так что я чуть не растянулся, ступив мимо ковровой дорожки. Наверное, уже тысячи раз я поражался, как у Ральфа Девора хватает времени на то, чтобы поддерживать дом и участок в таком состоянии. Потому что, кроме дома и участка, у Ральфа была еще куча всяких забот. Луана же за все эти годы и пальцем не шевельнула. И не вложила в хозяйство ни копейки.

А вот и их портрет, Ральфа и Луаны, на стене, там, где лестница делает поворот. Увеличенная и отретушированная фотография в позолоченной овальной раме. Она была сделана двадцать два года назад, когда они только поженились. В те дни Луана была похожа на Теду Бара, если вы помните звезд немого кино, а Ральф смахивал на этого испанского парня, Рамона Наварро.

Ральф и сейчас неплохо выглядит, чего нельзя сказать о Луане. Ей шестьдесят два. А ему только сорок.

Ее спальня располагалась вдоль фасада и выходила окнами на город. Через огромное панорамное окно она могла видеть все, что происходило в Мэндуоке. А судя по слухам, которые до меня доходили (и которые она сама же и распускала), она видела не только то, что там на самом деле случалось, но и кучу того, чего не было и в помине.

Дверь была открыта. Я вошел и сел, стараясь не морщить нос от всех здешних запахов. Пахло застоявшимся потом, едой, пролитым спиртным, пудрой и дезинфекцией. Это была единственная комната, с которой Ральфу ничего не удавалось сделать. Луана не покидала своей спальни уже Бог знает с каких пор и настолько загромоздила ее, что тут было просто не повернуться.

У одной стены стоял гигантский телевизор. У другой — массивный радиоприемник и рядом с ним проигрыватель последней модели. Они оба управлялись с пульта, лежавшего на столике у кровати, которую обступали и другие столики и скамейки, заваленные журналами, книгами, конфетными коробками, сигаретами. Тут стояли графин, электрический тостер, кофейник, жаровня, коробки и консервные банки. Имея под рукой все, что только могло ей понадобиться, Луана обеспечила себе автономное существование на те долгие часы, когда Ральфа не было дома. В этом она преуспела. Тут с ней все было в порядке. Местный доктор тоже так считал. Таково же было мнение и другого светила диагностики, которого я как-то привозил из города. Местный док являлся к ней по первому требованию. Но с ней все было в порядке. Если не принимать во внимание эгоизм, жалость к себе, страх и злобу.

Я сел у окна и зажег сигару. Она с отвращением принюхалась, и я нарочно выдохнул дым в ее сторону.

— Ну ладно, — сказал я, — выкладывай. Что стряслось на этот раз?

Губы ее заходили ходуном. Она вытащила из-под подушки несвежий носовой платок и высморкалась.

— Это все Ральф, Косси. Он задумал меня убить!

— Что? С чего это ты взяла?

— Он это задумал, Косси. Я знала, что ты мне не поверишь, но это правда.

— Отлично! Пусть позвонит, если потребуется помощь.

Она растерянно посмотрела на меня, и глаза наполнились большими полновесными слезами. Я ухмыльнулся и подмигнул ей.

— Поняла? Ты мне — одну глупость, я тебе — другую. Как ты думаешь, куда это нас заведет?

— Да нет же, Косси, это правда! Зачем бы я стала тебя обманывать?

— Чтобы привлечь к себе внимание. Возбудить интерес. Ты же не умеешь делать это по-человечески.