Я пыталась найти ему оправдания. Говорила себе, что, будь у меня семья и случись с ней такие же жуткие вещи, — пусть он и не хотел в это верить, — наверное, со мной тоже нелегко было бы ладить. Но ведь невозможно вечно заниматься поиском оправданий. Если человек дает вам понять, что презирает вас, чем вы можете ему ответить? Только одним — тоже станете относиться к нему с презрением.
И все же Рэгз сделал для меня кое-что хорошее за то время, что мы проработали с ним вместе. Когда мы приехали сюда, он познакомил меня с Ральфом. Естественно, Рэгз сделал это не ради меня. Просто ему захотелось подшутить надо мной, вот он и сказал, что Ральф — очень богатый человек, и все такое. Но на этот раз мистер Рэгз остался в дураках. Ральф в первый же вечер мне все рассказал. И я тоже ему все рассказала. И вместо того чтобы испытать досаду и разочарование, как ожидал того Рэгз, мы с Ральфом влюбились друг в друга.
Ральф так мило о себе рассказывал — просто как чудесный трогательный мальчик. Все время, пока он говорил, я едва сдерживала желание схватить его и сжать в объятиях. Он больше не мог зарабатывать себе на жизнь в этом городе, потому что вроде бы все были настроены против его жены. С другой стороны, он и уехать никуда не мог — ведь он прожил здесь всю свою жизнь и не представлял, что будет делать где-нибудь в другом месте. Он не из-за себя переживал, как я поняла. Как раз в тот день, когда он встретил меня, ему в голову пришла одна мысль, которая теперь не давала ему покоя, и он до того запутался, что никак не мог сам в себе разобраться.
Но я-то поняла его, бедняжку. Ему и слов не требовалось, чтобы я поняла, какая именно мысль засела у него в голове, тем более что кое-какие подробности мне все же удалось узнать.
И вот, пока он размышлял, не зная, на что ему решиться, я гладила его по руке и уговаривала, что все будет хорошо. Сказала, как мне ужасно приятно, что он беспокоится обо мне, потому что и он мне тоже нравится. Но я боюсь, что, если он узнает обо мне всю правду, его отношение ко мне изменится.
Он не пытался меня перебивать, как сделал бы любой другой мужчина. Просто сказал, чтобы я обо всем забыла, потому что прошлое не имеет никакого значения. Он так серьезно, по-отечески кивнул мне и спросил:
— Если это что-нибудь серьезное, может, ты мне расскажешь?
Я все ему рассказала. Все, что могла, хотя, возможно, и упустила какие-нибудь подробности. Когда я наконец замолчала, он выждал минуту, а потом попросил рассказывать дальше.
— Дальше? — удивилась я. — Но больше ничего не было.
— А мне показалось, что ты собиралась рассказать о себе что-то плохое, такое, что могло изменить мое мнение о тебе.
Вот так...
Мои глаза наполнились слезами. Я почувствовала, как лицо морщится и складывается в старушечью гримасу, но ничего не могла с собой поделать. А Ральф протянул руки и прижал мою голову к своей груди.
— Не бойся, милая, — сказал он, — лучше выплакать все, что у тебя накопилось.
И я плакала, плакала... Мне казалось, что я уже никогда не смогу остановиться, и Ральф сказал, чтобы я не старалась сдерживаться. Так что я плакала и плакала. И все вымылось из моей души — все чужое, все то, что не составляло с ней одного целого. И тогда мне стало так хорошо, так мирно и чисто... Никогда в жизни я не была так счастлива.
Ральф.
Я знаю, что теряю голову, когда начинаю говорить о нем, но ничего не могу с этим поделать. Да и плевать я на это хотела. Потому что, какие бы восторженные слова я ни произносила, все равно мне не удастся отдать ему должное. Он — самое прекрасное, что я видела в жизни. Гораздо красивее, чем любой из артистов в кино, — я думаю, ему стоит попробовать свои силы в кино, когда мы уедем отсюда. Но это в нем не главное. Еще он — самый милый, самый добрый, самый все понимающий. Он зрелый человек и одновременно ужасно ребячливый. Чудесный возлюбленный и в то же время заботливый отец.
После этого разговора мы стали встречаться каждый вечер. Обсуждали наши планы на будущее или просто болтали. Потому что, скорее всего, выход у нас был только один, а о таких вещах не принято говорить вслух.
В общем, нужно было добиться развода с его женой, этой старой клушей. Или просто взять и уехать, наплевав на развод, как я и предлагала.
Все дело было в том, что она могла не отдать ему денег, которые принадлежали ему по праву, которые он заработал и сэкономил, доллар за долларом. Она могла не отдать и половины. Деньги хранились у нее под матрасом, и каждому, кто захотел бы добраться до них, пришлось бы сначала ее прикончить.
А обращаться в суд Ральф не решался. Правда, он вел бухгалтерскую книгу, куда записывал все денежные поступления, — когда и сколько ему удалось отложить. Но разве это могло служить доказательством, что деньги действительно принадлежат ему? Ведь он мог вести эти записи и по ее просьбе. Во всяком случае, этот суд так затянулся бы, что вряд ли кто-нибудь мог что-то выиграть, кроме адвокатов.