Убийство А Ющинского (Речь в Киевском Окружном Суде 25 октября 1913 года)

Гг. судьи, если мы так будем смотреть на самые простые вещи, до правды мы не доберемся. Но эпизод с Барщевским только начало; после Барщевского произошло нечто несравненно более важное и сложное - началось пресловутое расследование Бразуля-Брушковского. И тут я соглашусь с тем, что вчера сказал гражданский истец, что Бразуль-Брушковский заслужил благодарность от обвинителей. Ему Бейлис может поклониться в пояс: из-за него он так долго сидит. Если {17} этот процесс идет так не ровно, так странно, то, конечно, мы обязаны этим Бразуль-Брушковскому. Подумайте сами, что бы стали делать обвинители, если бы у них не было Бразуль-Брушковского? О чем бы они стали говорить два слишком дня, если бы пришлось ограничиться только тем, что собрано против Бейлиса, - какими-то сплетнями о мяле? Ведь обвинителям нечего было бы делать! Ведь лучшие места из речей обвинителей, самые интересные страницы обвинительного акта, все посвящены разбору действий Бразуль-Брушковского, а не Бейлиса; и если мы сидим здесь больше месяца, то вовсе не из-за Бейлиса, а из-за Бразуль-Брушковского. За это ему можно сказать "спасибо".

Но, гг. присяжные заседатели, все-таки нужно быть справедливым. Думать, что в расследовании Бразуль-Брушковского началась компания в пользу еврейства, что здесь начали заметать следы против Бейлиса, отводить подозрения в сторону - ведь это такие же ночные страхи, как и в вопросы с Барщевским. Глядите на вещи попроще и подумайте сами. Когда начал свое расследование Бразуль-Брушковский, какие улики против Бейлиса были в то время? Даже теперь, если взять только то, что говорили против Бейлиса, вы поразитесь бедностью этого багажа, а тогда улик было гораздо меньше! Все главное явилось позднее. Вы знаете, что показание Чеберяковой, будто ей говорил Женя, как на мяле схватили Андрюшу, - появилось гораздо позже, уже после разоблачения Бразуль-Брушковского; в то время еще не было показания Люды Чеберяковой, словом, не было ничего, и потому метаться, беспокоиться и заметать следы было, по крайней мере, преждевременно; и не из-за этого вовсе действовали люди, а совсем из-за других, личных причин.

Барщевский, как репортер, побежал {18} только к следователю, а Бразуль-Брушковский - тоже газетный сотрудник, только более высокого полета - этот стал во главе целого предприятия. Он здесь сам говорил, что поднял бы себе цену на газетном рынке, если бы ему удалось раскрыть это дело. Так в дело правосудия замешалась газетная суета, загадочным убийством занялись в своих интересах газетчики и репортеры, и Бог им судья за все зло, которое они этим наделали. Но думать, что этой суетой евреи отводили глаза от виноватого, значит иметь очи и не видеть, иметь уши и не слышать. Но, скажут нам, и этого, конечно, отрицать мы не станем, кроме газетных работников делом Бейлиса заинтересовались и другие евреи.

Еще бы! Как евреям не заинтересоваться, гг. судьи, когда обвинение ставится так, как оно было поставлено? Евреи, говорит обвинение, убивают христианских детей; пусть это делают изуверы, но они все-таки это делают, на основании веры, на основании книг. Как же к такому обвинению может остаться равнодушным какой бы то ни было еврей? Нам здесь не раз говорили: посмотрите, когда еврея обвиняют, все еврейство, как один человек, подымается, а мы, русские, православные, если у нас есть изуверы, за них не вступаемся!