Убийство арабских ночей

Я ждал этого. Я томился от желания вмешаться и размазать ее по полу; но с этим надо было подождать. Она уставилась на нас вытаращенными глазами, И лицо ее обрело потрясенное выражение.

— Денег? Бог мой, нет! Ведь это будет шантаж, не так ли? О нет, нет, нет; вы меня неправильно поняли! Честное слово, мне не нужно ни пенни! Я не угрожаю, что, мол, кому-то что-то расскажу…

— Отлично, — сказал Джефф. — Вот дверь. Убирайтесь.

— С удовольствием, дедуля, — просияв, хихикнула миссис Рейли, но у нее снова участилось дыхание. — Понимаете, все, что я скажу, будет выложено перед судейской коллегией. Это вам объяснит адвокат. На самом деле я хочу лишь убедиться, что вы тот человек (или им была Мириам), которому теперь, когда Раймонд мертв, я могу передать его вещи. Но конечно, если девушка не была за ним замужем и не сможет доказать свои права…

Готовясь торжественно покинуть кабинет, она пыхтела и булькала, продолжая свою речь:

— Понимаете, этот бедняга не уплатил мне ни пенни за свое содержание. Десятки людей могут вам это подтвердить. И в результате его чемоданы — со всем их содержимым — остаются в моей собственности, пока счет не будет оплачен. И от этого вам никуда не деться. Я думаю — еще не уверена, но мне так кажется, что в его саквояже хранятся кое-какие письма от нашей Мириам, когда она узнала, что подзалетела. Я в этом не уверена, да письма меня и не интересуют. Но я знаю, что у меня есть право держать при себе его вещи, пока их кто-то не выкупит.

Джефф бесстрастно оценивал ее.

— Вы далеко пойдете, — сообщил он, — если вас тюрьма не остановит… Сколько он вам задолжал?

— Н-н-ну… — миссис Рейли облизала ярко-красные губы и склонила голову набок, — боюсь, что немало. Весьма немало. Значит, за три месяца, и к тому же Раймонд обладал завидным аппетитом. Я пока не могу вам назвать в точности всю сумму, разве что она будет весьма Высокой. Если вас не затруднит позвонить в один из ближайших дней, я успею все подсчитать. А тем временем ни полиция, ни кто-либо иной ничего из его вещей не вынесут из дома; вы знаете, что таков закон, и порой даже полиция должна его уважать. Всего хорошего, джентльмены. Была рада получить удовольствие от нашего знакомства.

— Миссис Рейли, — сказал Джефф, — вы когда-нибудь слышали о герцоге Веллингтоне? Вы знаете, что он говорил в подобных случаях?

— Нет, и кроме того, не знаю, что говорил Гладстон в 1876 году, — холодно отрезала миссис Рейли. — Но я слышала о Ватерлоо, которое имеет к вам самое прямое отношение.

— Он сказал: «Публикуйте и идите к черту», — не моргнув глазом ответил Джефф. — Именно это я и говорю вам сейчас. Будете ли вы меня шантажировать или нет, но я собираюсь по отношению к вам поступить точно так же. Это заместитель комиссара полиции. Займись ею, Берт.

Так я и поступил, вселив в эту женщину страх божий. Я врезал ей с одной стороны и с другой стороны (фигурально выражаясь), я разложил ее по всем правилам геометрии. Она забилась в истерике, но была совершенно права, утверждая, что не угрожала шантажом, — и она это знала. Было только одно, на чем ее можно было зацепить, но делать это следовало очень тонко. Мне не хотелось заходить слишком далеко, ибо, если она и дальше будет держаться в рамках законности, у нас не появится возможности разобраться с этим делом.

Поскольку речь идет об убийстве, наши люди смогут «позаимствовать», а не изъять вещи покойного для изучения. На случай, если она где-то спрятала письма, ордер на обыск позволит перевернуть ее хозяйство вверх дном и конфисковать их. Скорее всего, изучать их придется довольно долго. Кроме того, хотя я не юрист, ее утверждение, что вещи покойного принадлежат ей по нраву, показалось мне довольно сомнительным. Исходя из ее слов, которые она выкладывала налево и направо, Пендерел не снимал у нее комнату, а жил на правах гостя. В книге записи постояльцев упоминания о нем не было, не имелось ни письменного договора, ни его расписок; он был ее гостем. Следовательно, домоправительница не имела права присваивать вещи гостя после его смерти — тем более если какой-то родственник покойного потребует их возвращения. Кто-то утверждал, что мать Пендерела — персиянка из Ирака. Пока вещи Пендерела будут конфискованы нами для изучения, Джефф свяжется с местным адвокатом, который, в свою очередь, найдет его мать и, получив от нее доверенность на право распоряжения имуществом ее бедного сына, сделает Джеффри своим представителем. Джефф явится к нам и предъявит свою доверенность. «Отлично, — скажем мы. — Вот они перед вами». — «Но он должен мне деньги!» — завопит миссис Рейли. «Хорошо, — скажет Джефф. — Вот вам пятьдесят фунтов. Если вы считаете, что он задолжал вам большую сумму, отправляйтесь в суд и предъявите мне иск на стоимость двух саквояжей».

Так что в завершение встречи я успокоил миссис Рейли, которая ушла хоть и в слезах, но с надеждой. Затем я закрыл двери и объяснил Джеффри ситуацию. Теперь-то у него начали дрожать руки, и лицо обрело мертвенно-бледный цвет, сливаясь с воротничком.