Убийство арабских ночей

– Видите ли, на этот вопрос я вам отвечу сам, ибо нынешним утром вы вели себя просто непозволительно. Вы завлекли к себе в кабинет трех человек и обрушили на них град вопросов, которые не имели права задавать; они же, проявив слабость, взялись отвечать на них. Боже милостивый! – Он насмешливо фыркнул. – Они не послушались моего совета. Я говорил им: раз уж собрались идти, возьмите с собой адвоката. Не знаю, какие вы им ставили маленькие глупые ловушки, какими угрозами запугивали. Но…

Портьера отлетела в сторону, и в комнату ворвалась Гарриет Кирктон. За ней неуклюже ввалился рослый молодой человек, чьи ярко-рыжие волосы позволили сразу же опознать его. Сэм Бакстер был в пижаме, неуклюже сидящей на нем, и в руке держал стакан виски с содовой. Из-под покрасневших век мрачно смотрели карие глаза; он с такой ненавистью рассматривал Маннеринга, что интенсивность этого чувства, казалось, удивляла его самого.

– Грег, не будь идиотом, – с неподдельным здравым смыслом сказала Гарриет. – Он наш друг. Он знает всю правду.

– Правду, – повторил Маннеринг; усмехнувшись, он трубно фыркнул. – Но видишь ли, я тоже знаю правду. Вот почему я и пытаюсь скрыть ее.

Бакстер возмущенно махнул рукой, в которой продолжал держать стакан, и запротестовал:

– Да бросьте вы! Она хочет его видеть! Так и так они встретятся. Эй, суперинтендант, я и сам хотел утром добраться до вас, да не сумел оправиться от похмелья. Можете спрашивать меня о чем хотите. Вы же знаете, я принц Абу… – при этих словах Маннеринг расплылся в широкой улыбке, – и может, пригожусь вам.

– Дело в том, – сказал я, – захочет ли мистер Маннеринг ответить на мои вопросы.

– Конечно нет, – бросил он.

– Почему же?

– Потому что не должен отвечать и не собираюсь этого делать, – с холодной улыбкой сообщил Маннеринг.

– Вы предпочтете отвечать мне или коронеру?

Он засмеялся:

– Старый вопрос, старая история – эти вечные полицейские угрозы! Мой дорогой мистер Хэдли, неужели вы думаете, что можете повесткой вызвать меня на допрос?

– Мой дорогой мистер Маннеринг, – в тон ему ответил я, потому что вся эта история уже начала действовать мне на нервы, – полиция может выписать повестку и архиепископу Кентерберийскому, если сочтет, что у него есть какая-то информация по этому делу. Особенно если полиция будет иметь основания считать, что его светлость врет.

Я было подумал, что эти слова будут для него равносильны прямому удару в челюсть, но они произвели лишь сомнительный эффект. Я в первый раз увидел, как он сводит брови воедино и глаза его начинают косить; но он был полон такого неподдельного и законченного презрения, что у него лишь перекосило рот, как на греческой маске, и он тускло ухмыльнулся.

– Это имеет ко мне отношение? – высокомерно поинтересовался он. – Старые номера. Что же до дела, то я не лгу. Я не утруждаюсь враньем, вот и все.

– Что же до дела, то я не утруждаюсь тем, чтобы водить вас за нос. У меня даже нет острой необходимости допрашивать вас, ибо вы уже дали кое-какие показания инспектору Каррузерсу и они зафиксированы. Меня интересует лишь одно: готовы ли вы подтвердить эти показания.

– Какие показания?

– Ах, какие? Значит, вы хотите ответить на вопросы?

– Вы же понимаете, что уловки у вас довольно жалкие. Если сам захочу, то отвечу, а не захочу, то, конечно, не буду отвечать.

– По крайней мере, честно. Даже виновный в преступлении не мог бы выразиться лучше, не так ли? Хорошо. В пятницу вечером вы сказали инспектору Каррузерсу, что явились на Принс-Регент-стрит в двадцать минут одиннадцатого. Дежурный заявил вам, что компания находится наверху, вы уломали его и поднялись сами.

Задавая вопрос, я не играл голосом, а просто читал по блокноту. В упор глядя на меня, он слегка вздернул плечо и промолчал.

– Напоминаю об этом, – объяснил я, – не для того, чтобы уличать вас во лжи, а чтобы выяснить, кто говорит правду: вы или все остальные. Сегодня утром у меня в кабинете мисс Кирктон рассказала, что, пока компания не вернулась из музея примерно после одиннадцати, мальчишка-дежурный не получал указаний говорить, что все наверху. До этого времени у него вообще не было приказа говорить что-либо; он знал лишь одно – все ушли. Итак: неужто вся рота, кроме вас, шагает не в ногу? Кстати, это же вы выразились подобным образом, мисс Кирктон, не так ли?

Девушка, сидевшая на стуле с высокой спинкой, смущенно отвела глаза.

– Не знаю, ее ли это слова, – пылко заметил Бакстер, – но это правда. Хочу сказать, что и я вспомнил! Мальчишка получил пару монет и указание говорить, что мы весь вечер были у себя наверху.

Смешки Маннеринга стали обретать монотонный характер, словно бесконечно прокручивалась одна и та же звуковая дорожка. Но они производили неприятное впечатление, которое явно беспокоило Гарриет.

– Это все, что у вас есть, друг мой? – насмешливо спросил он.

– Нет, не все. Например, в какое время вы отправились туда, и сколько было времени, когда вы там очутились?

Это его задело.

– Вот как? Значит, вы сомневаетесь, что я туда пошел? Весьма печально. Ибо, видите ли, именно так я и поступил.