Убийство Берии, или Фальшивые допросы Лаврентия Павловича

Мы беседовали довольно долго. Она знала, что произошло в синагоге (где приветствовать Голду Меир на праздновании еврейского нового года собралась пятидесятитысячная толпа. – Б. С.), и сказала, как хорошо было, что мы туда пошли: «Евреи так хотели вас увидеть», – сказала она. Потом мы коснулись вопроса о Негеве, обсуждавшегося тогда в Объединенных Нациях. Я заметила, что не могу отдать его, потому что там живет моя дочь, и добавила, что Сарра находится со мной в Москве. «Я должна с ней познакомиться», – сказала госпожа Молотова. Тогда я представила ей Сарру и Яэль Намир; она стала говорить с ними об Израиле и задала Сарре множество вопросов о кибуцах – кто там живет, как они управляются. Она говорила с ними на идиш и пришла в восторг, когда Сарра ответила ей на том же языке. Когда Сарра объяснила, что в Ревивим все общее и что частной собственности нет, госпожа Молотова заметно смутилась. «Это неправильно, – сказала она. – Люди не любят делиться всем. Даже Сталин против этого. Вам следовало бы ознакомиться с тем, что он об этом думает и пишет». Прежде чем вернуться к другим гостям, она обняла Сарру и сказала со слезами на глазах: «Всего вам хорошего. Если у вас все будет хорошо, все будет хорошо у всех евреев в мире».

Больше я никогда не видела госпожу Молотову и ничего о ней не слышала. Много позже Генри Шапиро, старый корреспондент Юнайтед Пресс в Москве, рассказал мне, что после разговора с нами Полина Молотова была арестована…»

Замечу, что экономическая эффективность кибуцев, где все было обобществлено, основывалась на внеэкономической мотивации к производительному труду, в данном случае – на приверженности сионистской идее; по этой же причине эффективными в условиях рынка оказались коллективные хозяйства, созданные приверженцами некоторых протестантских сект в США; но сталинские колхозы обернулись трагедией для миллионов крестьян – схемы,

рассчитанные на фанатиков идеи, не работают, когда применяются к массе обыкновенных людей.

Несомненно, у той беседы Жемчужиной с Голдой Меир были очень внимательные слушатели, которые довели ее содержание до сталинских и абакумовских ушей. Иосиф Виссарионович наконец-то получил весомые доказательства для обвинения жены Молотова в «еврейском национализме». 28 января 1949 года, вскоре после того, как в рамках продолжавшейся борьбы с «космополитами» в Москве закрыли еврейский театр, газету и издательство, Жемчужину арестовали. Ей вменили в вину утрату секретных документов. Вместе с женой Молотова взяли ее технического секретаря Мельник-Соколинскую и еще несколько сотрудников главка текстильно-галантерейной промышленности Минлегпрома, которым руководила Полина Семеновна.

Как утверждал Питовранов, как-то Абакумов вызвав его и поинтересовался, «нет ли чего интересного по Молотову». «Вести оперативную работу против членов Политбюро, – вспоминал ветеран, – мы не имели ни малейшего права. Но приказ министра есть приказ. Я аккуратно, не произнося прямо фамилий, проинструктировал ребят. Они вспомнили об агентурной информации, положенной в свое время под сукно: кто-то из ближайшего окружения жены Молотова сообщал о ее, мягко говоря, не вполне скромном образе жизни.

Полина Семеновна Жемчужина была начальником текстильно-галантерейного главка Министерства легкой промышленности. Пока ее супруг надрывался в Совете министров, Министерстве иностранных дел и Комитете информации, Полина Семеновна переживала третью молодость – уделяла много времени своей внешности, принимала молочные ванны. Довольно свободно вела себя с мужчинами – на улицах, конечно, никого не ловила, но грань дозволенного перешла уже давно.

Абакумов, выслушав эту информацию, поморщился: «Слухи нам ни к чему, но направление интересное. Попробуй вместе с охраной что-нибудь организовать такое…» (его рука изобразила что-то напоминающее вращение катушек магнитофона). Мы залегендировали свой интерес к Жемчужиной и вскоре получили то, что ждал министр. Жемчужина для какого-то небольшого ремонта вызвала к себе электрика. Сделать этот молодой и симпатичный парень ничего не успел – почтенная дама почти насильно уложила его в постель. Виктор Семенович остался доволен».

Перед арестом Жемчужиной Сталин наверняка намекнул Молотову, что нет смысла защищать такую неверную жену. А опытный царедворец Молотов легко мог догадаться, откуда у этой информации растут ноги.

Тут следует отметить, что свидетельство Питовранова находит свое подтверждение в материалах следствия по делу жены Молотова. Двое подчиненных Жемчужиной в ходе следствия признались в том, что они были ее любовниками. Они весьма подробно описали все детали интимных встреч, вплоть до излюбленных поз. Неизвестно, сделали ли они эти признания добровольно или под давлением следователей или даже из-за применения к ним мер физического воздействия. Тем не менее, на очной ставке с Жемчужиной оба подтвердили свои показания. Полина Семеновна, которой уже перевалило за пятьдесят, от стыда и потрясения разрыдалась.