Убийство болгарского дипломата

— Несмотря на все, что я о вас слышал, мистер Холмс, я все-таки умудрился недооценить вас, — сказал он. — Ваш брат предупреждал меня, что у вас есть удивительная способность обнаруживать истину. Надо сказать, это очень меня воодушевляет. Вы говорите правду: султан поручил мне не только сделать все от меня зависящее, чтобы разрешить этот опасный политический кризис и предотвратить войну, но и защитить репутацию принца Мурада, племянника его величества. Но как вам удалось об этом узнать?

Шерлок Холмс присел на краешек кресла и наклонился в сторону паши.

— Вы сами, ваше превосходительство, дали мне две подсказки. Во-первых, вы сказали, что на Симеонова напали на улице около двух недель назад — то есть вскоре после того, как юный принц Мурад прибыл в нашу страну с неофициальным визитом, о чем всем известно из газет. Мне тут же стало ясно, что вы озабочены тем, чтобы никто не заподозрил существование какой бы то ни было связи между этими двумя событиями, в особенности если учесть, что он не раз высказывал свою точку зрения по болгарскому вопросу. Во-вторых, уже само то, что султан поручил вам обратиться ко мне, вместо того чтобы довериться полиции, заставляет предположить следующий расчет: если правда выяснится и окажется горькой, то на мое молчание можно будет положиться, пока принц не будет вывезен из Англии и доставлен в Константинополь, где его поступки получат должное воздаяние. Я прав?

Паша слушал Холмса со смешанным выражением изумления и уважения на лице.

— Браво, мистер Холмс! — сказал он. — Его величество, будь он здесь, отдал бы должное вашему уму. Ему хорошо известны ваши достижения. К тому же у него схожие с вашими увлечения: он, например, провел подробное исследование структуры древесины различных видов деревьев, что растут в его загородных владениях.

Холмс откинулся на спинку кресла.

— Похоже, его величество — в высшей степени интересный человек. Думаю, мне стоит послать ему экземпляр моей монографии, посвященной использованию деревянных объектов в качестве орудий убийства. Но давайте вернемся к нашему делу. Где был принц в момент убийства?

— Он находился в Букингемском дворце, где живет, будучи гостем короля. Нет ни малейших оснований считать, что он замешан в этом деле.

— В этом я не сомневаюсь, но поскольку я должен действовать без оглядки, то вынужден просить ваше превосходительство убедить принца немедленно покинуть Англию и вернуться в Константинополь.

— Я сделаю так, как вы говорите, мистер Холмс. С отъездом принца у меня на душе станет гораздо легче, — сказал Орман-паша и встал с кресла.

— Я же с величайшим удовольствием помогу в раскрытии этого дела, — ответил мой друг, — однако мне нужен адрес, по которому я смогу связаться с вами.

— О моем местонахождении будет известно турецкому посольству на Белгрейв-сквер, — сказал Орман-паша. Затем, надев свою феску и плащ, он удалился.

Когда стук копыт на улице затих, я спросил Холмса, что он намерен предпринять.

— Сегодня я лягу спать пораньше, — ответил он. — Завтра будет напряженный день.

На следующее утро мы встали еще до зари и, позавтракав, отправились на вокзал Виктории, где сели на первый поезд, останавливающийся у деревни Сток-Морден. Поначалу Холмс смотрел в окно, наблюдая проносящиеся под стук колес виды, а затем внезапно повернулся ко мне и спросил:

— Что вы думаете о последних словах умирающего, Ватсон?

— Он говорил о каком-то салоне, а потом указал на турецкого военного атташе, — ответил я. — Казалось бы, это должно означать, что он обвиняет турка, но должен признаться, я не понимаю, при чем тут салон. Возможно, он и Юсуфоглу договорились встретиться в некоем салоне, чтобы обсудить какой-то вопрос наедине, но турок решил обойтись без долгих слов и пристрелил Симеонова? Такое объяснение кажется несколько натянутым, но больше мне ничего не приходит в голову.

— И тем не менее, Ватсон, возможны и другие правдоподобные объяснения. Не исключено, например, что Симеонов пытался сообщить присутствующим о некой изобличающей улике, которую можно обнаружить в салоне, известном одному из них. Впрочем, должен признаться, что не нахожу это объяснение убедительным.

— Сразу после смерти Симеонова был еще весьма странный обмен репликами между графом и военным атташе, которые обвинили друг друга в убийстве.

— Вот, стало быть, как вы истолковываете их слова?

— Да, ибо как же еще можно их истолковать?

— Подумайте о том, что, собственно говоря, было сказано, Ватсон. Граф крикнул военному атташе: «Это ваших рук дело, убийца!» — однако тот не стал обвинять его в ответ. Юсуфоглу сказал: «Я не убийца! Вы знаете правду, спросите сами себя, кто убийца!» Он не назвал Балинского убийцей, и его ответ на самом деле свидетельствует о том, что он и не считает его убийцей, поскольку если бы это было не так, то он, скорее всего, сказал бы об этом совершенно открыто, ведь отношения между ними и так уже вконец испорчены.

— В таком случае его ответ, похоже, заставляет предположить, что и самому Юсуфоглу, и Балинскому известно, кто убийца.