Убийство девушку не красит

Что называется «у нас с собой было» – Сергей достал припасенную в аэропорту бутылку «Гордонса» и заметил, как исказилось в панике Катино лицо. Но все продолжал и продолжал примерять на себя роль Пояркова: первым заговорил, попытался познакомиться, услужливо предложил выпить. Было совершенно не страшно, ничего не сковывало, не смущало. Ему нравилось водить Катьку за нос и вести себя так тоже нравилось…

Но Катя была другого мнения. Демонстративно отсела подальше и заснула, сопя и роняя голову на грудь. Осмелев, Сергей пересел к ней поближе, чтобы удобнее было рассматривать, искать в немолодой женщине черты прежней Катьки. Как будто почувствовав что-то сквозь сон, Катерина тут же проворно просунула руку под его согнутый локоть, тесно прижалась и опустила голову ему на плечо. От этого прикосновения внутри поднялась теплая, нежная волна, и вспомнилось, как они танцевали однажды на дачной веранде и как он осторожно держал ее за спину, ощупывая под свитером беззащитный позвоночник. Она посапывала на плече, а он вспоминал. И было так покойно, так хорошо сидеть, прижавшись друг к другу, что не хотелось больше ни на Луну, ни на Марс, а хотелось только, чтобы не заканчивался никогда этот перелет, который свел их вместе после стольких лет разных жизней.

Конечно же, проснувшись, Катерина разбузилась и разбрыкалась, обнаружив его у себя под боком. Или себя у него под боком, не важно. А он даже ничуть не удивился, слушая ее выпады, и радовался больше и больше, узнавая в новой, незнакомой женщине ту, давешнюю, взбалмошную и острую на язык Катерину.

И разговор начал понемногу клеиться, и она стала постепенно оттаивать, но тут Сергей был застигнут врасплох вопросом о ювелирном деле. Вежливо-заинтересованно попросила: «Расскажите мне…» Да что же ей расскажешь, если вопросом Сергей владел только на уровне цен, периодически спонсируя покупки побрякушек. Нет, нельзя расслабляться. С ней нужно ухо востро держать, а он в воспоминаниях рассиропился. Так и проговориться недолго, все же не Штирлиц он. Не Штирлиц.

Не найдя ничего лучшего, Сергей Кириллович сменил тему, широким жестом предложил Катерине выпить. Катю его предложение покоробило, лицо ее некрасиво перекосилось, и она отгородилась от Сергея под предлогом просмотра кинофильма.

Сергей Кириллович понимал, что неудовольство ее не имеет к нему никакого отношения, полностью адресовано вахлаку Пояркову. Он еще выпил спасительного джина, вцепившись в бутылку, как Аладдин в лампу. На душе стало еще лучше, совсем хорошо стало.

Ну а затем наступил провал в памяти – ничего не помнил, хоть убей, кроме ее узкой ладони на своей большой руке и магических слов «мы с тобой», волшебным образом объединяющих их и дававших надежду.

Катя смеющаяся, Катя, аппетитно жующая большую, густо обсыпанную сахарной пудрой булку, Катя, мирно спящая на безликом аэропортовском диване, теплым драгоценным подарком свернувшаяся на его груди, Катя, гневно размахивающая руками, выкрикивающая обращенные к нему ругательства, умоляющая… Такая разная и во всех своих ипостасях такая ужасно притягательная, манящая изгибом рук, поворотом головы, низковатым грудным голосом с непередаваемыми интонациями, дрожащими ресницами.

Глядя на нее, слушая, обнимая ее руками, Сергей даже сквозь пьяный угар гнал от себя крамольную мысль о том, что это его женщина, та, которую он ждал и искал, та, что, по сути, есть пресловутая мифическая «половинка». Казалось, останься она рядом, и вся жизнь переменится, мир перевернется, наполнится яркими красками, волшебными звуками, непередаваемыми ощущениями. Только останься рядом…

Но как гром среди ясного неба прозвучали слова: «Любимый… Боб… я его люблю…»

Ну, разумеется, Боб, разумеется, любит. Как же иначе? На что он рассчитывал?

Иначе бывает только в слезливых дамских романах, да еще в сказках: «Они жили долго и счастливо и умерли в один день».

А в реальной жизни только песня смешной группы «Непара»: другая семья, другой у тебя…

Почему, Серый, такие песни популярны, знаешь? Правильно, потому что жизненны. Шансов у тебя, парень, нет, потому что она кого-то там любит. Вон, дурацкую плошку ему купила, охотнику хренову…

Сергей Кириллович чувствовал, что дальше с ним началось то, что еще в первой половине прошлого века классически было названо «Остапа понесло», и остановиться он не мог.

28

В себя начал приходить только где-то на подлете к Питеру. Ртутный шар лежал на своем месте – в самом центре головы, плавал в похожем на простоквашу веществе. Лоб покрывала липкая и холодная алкогольная испарина. Руки и ноги дрожали, было мерзко во рту. Но зато в душе ничего не путалось. Пусто и привольно, холодно, как в склепе.

«Что это я? – удивился сам себе Сергей Кириллович. – Подумаешь, дел-то, встретил свою однокурсницу. Зачем она мне? Я успешен, я благополучен, я счастлив… Вот черт, совсем недавно, до встречи с ней, я точно знал, что счастлив. Я…»

На этом аутотренинг оборвался: что же он еще такое особенное, что перечеркнуло бы важность самого Катькиного существования, он придумать не смог.