Убийство девушку не красит

Сергей до последнего тянул с отъездом с дачи, боясь ощущения чужого жилья. Но Катерина начала хандрить, глядя на погибающие, побитые морозом стебли цветов, блеклый предзимний пейзаж за окнами, потемневшее от вечных дождей дерево забора, неприкаянные мокрые качели. Ей казалось, что сама природа делает ей недвусмысленные знаки своим медленным умиранием, шепча между холодными порывами ветра: «Пора! Пора!», скрипя качелями: «Скоро! Скоро!»

Старая городская квартира, где все было пропитано Катей – ее вкусами, ее заботами, ее хлопотами и запахами, – радушно приняла Сергея, не любившего чужих вещей, чужих домов, чужих постелей. Он на удивление быстро привык возвращаться вечерами именно сюда, только дважды по вечерней рассеянности поехал не в ту сторону, привычным летним маршрутом. Он научился резво пробегать от стоянки до подъезда, набирать чужой код замка, здороваться в лифте с другими людьми. Привык даже первым вставать и гулять с собакой. Все это выходило как-то само собой, без внутреннего напряжения, без насилия, новизной перечеркивая прежнее «городское», что было в той, докатиной эре. Даже новые, другие ежедневные пробки на дорогах казались ему по размеру меньше прежних, не такими тягомотными: ведь там, впереди, дома его ждали. Катя и Боб. Его семья.

Даже на работе у него все произошло само собой. Ни вопросительных, двусмысленных взглядов, ни любопытных бестактных расспросов, ни перешептываний в ординаторской, смолкаемых при его появлении. Просто ему стали говорить:

– Сергей Кириллович, вам звонила Екатерина Сергеевна.

Или: «заезжала Екатерина Сергеевна», или: «Екатерина Сергеевна просила передать…»

Класс! Никогда раньше никто ему так не говорил. Раньше всех его женщин персонал упрямо величал «девушками» и «барышнями».

11

Как ни настраивала себя Катя, как ни готовилась к неизбежному, а известие о «времени Ч» прозвучало, как гром среди ясного неба.

И не было оно похоже ни на громкий шепот ветра, ни на скрип качелей. А похоже было на черную метку из «Острова сокровищ».

Гонцом стал Павлов, с утра привезший Кате в офис газету с небольшой заметкой в разделе «Криминальная хроника».

«29 ноября… состоялась пресс-конференция прокурора города… ответил на вопросы журналистов… впервые, в частности, была названа фамилия обвиняемого, проходящего по громкому делу об убийстве весной этого года наркодиллера Пояркова… Е. С. Миронова…»

Снова и снова Катя перечитывала заметку, отчет о пресс-конференции, пытаясь унять нарастающую внутри панику. Все пропало! Конец всему! В газете! Любой бери и читай, как Е. С. Миронова весной этого года убила человека. И не просто дядю Васю Писюкова, а наркодиллера Пояркова, будь он неладен… Воспаленное воображение красочно рисовало корреспондентов с микрофонами, фотографов, ее саму среди вспышек и направленных в лицо ламп.

Строчки плыли перед глазами, буквы наезжали друг на друга. Они медленно плыли в своем полиграфическом танце и заново выстраивались в слова «…Миронова… убийстве М. К. Пояркова… наркодиллера… прокурор города…»

Теперь мало волновало, что любой может вычитать про ее беду. Волновало только то, что узнает Сергей.

Первая мало-мальски здравая мысль пришла в голову подоспевшей Лидусе:

– Катюша, ты посмотри на название, да такие газеты уважающий себя человек и в руки не возьмет!

Павлов красноречиво хмыкнул. Газета называлась «Криминальный мир».

– Бульварная пресса! Желтый листок!.. Павлов, где вы это взяли?

– Тесть дал вечером, – виновато признался Павлов. Вся его семья была в курсе печальных Катиных перипетий.

– Подумаешь! – громко прошипела Лидуся. – Здесь написано: «Миронова Е. С.», а таких Е. С. в нашем городе пруд пруди.

Лидуся понизила тон до доверительно-вкрадчивого:

– Катя, ну почему ты до сих пор ему все не рассказала? Ведь все равно когда-то…

– Боялась, – ревмя ревела Катя, некрасиво размазывая по лицу полосы поплывшей туши. – Я думала… Я бы обязательно рассказала… обязательно… только потом, когда все бы уже закончилось… Я не могу сейчас ему сказать. Он ведь… У-у-у…

Ну что она могла им объяснить?

Конечно, нужно было сказать Сергею. Сразу же нужно было все рассказать, еще тогда. Разумеется, нечестно и опасно было скрывать. Да, она не сомневается в его понимании и прощении. Почти не сомневается…

Вот это-то «почти», маленькое короткое слово, знак неопределенности, зыбкости ее благополучия сидело внутри нее занозой где-то рядом с желудком, напоминало о себе тяжким спазмом, не давая ни окончательно выдохнуть, ни расслабиться. Как пуганая ворона Катя носилась со своим маленьким «почти»: слишком много таких «почти» прошло в жизни через нее.

Вера в Сергея была все же больше предательского «почти». Вера в то, что он защитит, закроет, притянет к себе и участливо спросит: «Замерзла?» А дальше сам примет на себя беду, разрулит и устаканит. Но тогда придется заставить его выбирать между ее страшной тайной и его собственной. Катя представляла, как мучительно станет выбирать Сергей между нею и недавно обретенным отцом, как будет метаться в сомнениях, искать одинаково безопасный для них и приемлемый для себя выход.