Убийство девушку не красит

– Катерина, ты ко всему еще и старомодна. Как бабушкин зонтик, – облачаясь в восхитительную куртку, с удовольствием произнес Поярков. На Катин взгляд, мужчине в такой куртке был простителен даже легкий алкоголизм. Респектабельность сглаживала проблему. – В наше смутное время муж давно уже не является препятствием для чего-либо. Любая замужняя женщина прекрасно это знает. Да и я на тебе жениться пока не собираюсь…

Ого! У пьяницы и дебошира прорезалось гипертрофированное самомнение.

Катя рассмеялась:

– Доярков, попрошу без оскорблений. Жениться на мне, уж поверь, большая честь. Не каждому удается. А если все-таки интересно, то у меня есть Боб, и я его люблю.

Зачем сказала? Сама не поняла. Что хотела доказать?

– Барышня, любите хоть фасоль.

– Хам трамвайный!

– Ага, самолетный… Пьяница, нарушитель и хулиган.

– Бери сумку двумя руками, хулиган, и двинули на выход. Раньше выйдем – раньше покурим.

При вожделенном слове «покурим» Поярков оживился и бодро водрузил Катину сумку на плечо. Своего багажа у него не было. Катя шла следом и думала, что, если закрыть глаза на пьянство, то мужик он очень респектабельный. К его одежде подошли бы ключи от «майбаха» и билет в салон первого класса. Интересно, что же это он так надрался и в демократию играет? Нет, кто же он все-таки такой, ювелир из Петербурга?

Ювелир же из Петербурга впереди громко распевал:

Я маленькая лошадка,
Но стою очень много денег.
И я везу свою большую повозку
С того на этот берег…

Чертов пьяный мерин! Знает ведь, что петь…

А вслух произнесла тоном «мир хижинам, война дворцам»:

– Еще раз прошу без намеков. Я уже давно все поняла. Только будь скромнее, Доярков, уверяю, без куртки ты – обыкновенный российский пьяница.

Доярков растопырился посередине прохода, повернул к ней вытянутое от удивления лицо:

– Чего? При чем здесь моя куртка?

– Перевожу: человека встречают по одежке. Я в курсе стоимости твоей одежды.

Для верности Катя опустила глаза вниз, ему на ноги, уверенная, что обувь – явный показатель благосостояния человека. Странно было бы увидеть у него на ногах китайские кроссовки. Все верно, Холмс: супер, медленно переходящий в best.

– Я понимаю, что мне достался очень дорогой носильщик. Сделаю все, что смогу: буду присматривать за пьяным соотечественником до прилета на родную землю.

– За кем присматривать?

– Да за тобой!

– Кать, я выпил, не отрицаю. Но не настолько сильно, чтобы ничего не понять. А я ничего не понял.

– А что ты мне всякую дрянь поешь? – возмутилась Катя. Чувствовала, что ее понесло куда-то не туда, но упрямо не останавливалась.

– Не дрянь, а прикольная песня. Мне нравится. Между прочим, русский рок. Что ты заладила: песня, куртка… Что не так тебе?

– Ничего, Кузьмич, все в порядке. – Катя спешно сбавила обороты. И что, правда, привязалась к человеку? Но окончательно остановиться было так трудно! – Ты ведь сам знаешь, что это суперская и очень дорогая вещь. Я могу тебе даже про фирму рассказать, которая их шьет, по телевизору целая передача была. Это эксклюзив. Запредельно дорого. Для меня, во всяком случае, а я себя, знаешь, бедной не считаю…

– Опять ты о куртке! Ты хоть передачу смотрела, а я даже вопросом не владею. По мне, хорошая вещь, удобная, стильная. Но без подробностей. Мне ее отец подарил.

– Живут же люди!.. – с притворным восхищением заметила Катя. – И кто же у нас папенька-то? А ты что, папенькин сынок, что ли? Из этих, на которых природа отдыхает?

Ни с того ни с сего Поярков разозлился не на шутку, почти что закричал зло и упрямо:

– Папенька у нас пенсионер!

Они наглухо застряли у самого выхода из самолета. Сзади за ними молча и терпеливо толпились люди, любовались их «семейной сценой». Люди нервничали, но разборок не прерывали, ждали. Цивилизованные граждане, одним словом. На российской внутренней линии их обоих живо бы вытурили наружу суетные громкоголосые гражданки.

– Ну пенсионер так пенсионер… Пойдемте быстрее, мы с вами все движение загородили. Только, знаете что, мой пенсионер может на свою пенсию лишь кефира на месяц купить и колбасы вареной.

– Он так много ест? – по-прежнему злясь, осведомился Поярков.

– Нет, он так мало от государства нашего имеет. Ладно, давай хотя бы из-за родителей не будем ругаться, как молодые супруги. Тем более, что ты на мне и жениться не собираешься… Идем, народ задерживаем.

Молча вышли на терминал, молча приблизились к заветному пристанищу никотинозависимых.

– Три-четыре, курим! – Катя бодро раскрыла свою дамскую сумочку и выхватила сигарету из пачки. Поярков галантно дал ей прикурить, прикурил сам, затянулся, блаженно закрыл глаза и вдруг быстрым движением руки выудил из Катиной незакрытой сумочки какой-то предмет.

Серьезно и озабоченно спросил:

– Катя, ты что, клептоманка?

Катя задохнулась: мало того, что он позволяет себе бесцеремонно копаться в чужих сумках, так еще обвиняет ее в воровстве! Это очень плохая шутка, и на веселые чертики в его глазах ей решительно наплевать.