Убийство Иисуса. Расследование самого громкого преступления в истории

Иисуса нигде не видно, и они направляются к центру Горы. Здесь, словно пятнадцатиэтажный сверкающий золотом белокаменный остров, высится Храм. Это не просто место совершения религиозных обрядов – это и убежище от тягот римской оккупации, место, где все иудеи могут говорить свободно и молиться Богу без страха. Здесь есть отдельные дворы для мужчин и женщин, комнаты, где спят священники, пока дежурят в Храме, лестницы и террасы, с которых эти священники проповедуют людям иудейскую веру, алтари, на которых приносятся в жертву агнцы, тельцы и голуби. Храм, возвышающийся над окрестными холмами и с высоты глядящий на город, – вот первое, что видит каждый, кто входит или въезжает в Иерусалим.

С четырех сторон Храм окружен невысокой стеной, отделяющей его от Двора язычников. Пространство внутри стены предназначено только для иудеев. На случай, если римскому солдату или иному язычнику захочется заглянуть внутрь, на воротах висит грозное предупреждение: «ЧУЖЕЗЕМЦЫ! НЕ ВСТУПАЙТЕ В ПРЕДЕЛЫ ХРАМОВОЙ ОГРАДЫ. ВСЯКИЙ, КТО БУДЕТ ЗАСТИГНУТ ВНУТРИ, САМ СТАНЕТ ВИНОВНИКОМ СОБСТВЕННОЙ СМЕРТИ».

Это пустая угроза. Иудей, осмелившийся убить легионера-нарушителя, будет немедленно казнен. И время от времени, чтобы утвердить свой авторитет, римляне в самом деле вводят войска в Храм. Однако грозная надпись служит важной цели. Она напоминает, что Храм свят и неприступен, ибо возведен, согласно преданию, на том самом месте на горе Мориа, где когда-то Авраам едва не принес в жертву сына своего Исаака, где царь Давид решил построить Первый храм, где Бог поднял с земли горсть праха, чтобы создать из нее первого человека Адама. Нет более глубокого, более величественного символа иудейской веры.

* * *

Мария и Иосиф оставляют Двор язычников позади и входят в ворота Храма. Теперь задача их еще труднее: в Храме множество помещений, и Иисус может быть в любом из них – или ни в одном. Они проходят мимо колоннады Восточных Ворот и входят во Двор женщин. Этот квадрат со сторонами в семьдесят один метр, освещенный четырьмя фонарями высотой двадцать шесть метров каждый, вмещает до шести тысяч молящихся. Во время Пасхи – всего несколько дней назад – народу здесь было никак не меньше. Но сейчас здесь пусто, и Мария и Иосиф сразу видят, что во дворе Иисуса нет.

Они пытаются рассуждать методом исключения. Очевидно, Иисусу нечего делать в Палате прокаженных. В Палате очага живут священники, служащие в Храме, там только их рабочие кабинеты и спальни; маловероятно, что Иисус там. В Зале из тесаного камня заседает Синедрион, совет избранных первосвященников: там Иисус тоже вряд ли может быть. Но Мария и Иосиф в отчаянии и готовы искать повсюду. Они начинают обыскивать Храм так же торопливо, с тем же волнением, с каким чуть раньше рыскали по иерусалимским улочкам и базарам.

Мария и Иосиф пробираются по внутренним дворам, где воздух наполнен мычанием коров, блеянием овец и запахом скотины: здесь священники готовят животных к ритуальной смерти на алтарях, здесь свежуют туши и выливают литры крови, выпущенные из тела при жертвенном убийстве. Ритуальные жертвоприношения животных – важная часть повседневной жизни Храма. Корову или овцу убивают ради прощения грехов ее хозяина. Густой запах крови витает в воздухе.

Наконец снаружи, на террасе, с которой на Пасху и другие праздники мудрецы и книжники учат верующих Писанию, Мария слышит голос Иисуса. Однако слова из его уст звучат так, словно вовсе не принадлежат ее сыну. Никогда Иисус не демонстрировал таких глубоких познаний в иудейском законе и обычаях. Мария и Иосиф потрясенно ахают, слыша, как легко он говорит о Боге.

Однако они рассержены, что вполне понятно.

– Чадо! – восклицает мать. – Что ты сделал с нами? Вот, отец твой и я с великою скорбью искали тебя!

– Зачем вам было искать меня? – простодушно отвечает он. – Или вы не знали, что мне должно быть в том, что принадлежит Отцу моему?[20]

Если бы ответ Иисуса услышали многознающие храмовые раввины, он определенно привлек бы их внимание. Похоже, мальчик называет Бога своим отцом, и не фигурально, а в буквальном смысле! Это же настоящее богохульство, притязание на божественность, которое в их глазах ничем не отличается от притязаний Цезаря Августа. Римский император – не иудей и не может отвечать за нарушение иудейского закона. Но для иудея наказание за такие слова, согласно заветам праотца Моисея, – смерть.

Иисус – иудей. А иудейский закон гласит: если кто повинен в богохульстве, пусть все собрание возложит на него руки, а затем отой-дет и бросает камни в его беззащитную голову и тело, пока он не упадет на землю и не умрет.

Такая судьба могла ждать Иисуса из Назарета. Ибо не Иосифа – плотника, сына Иакова, человека, беспомощно стоящего сейчас рядом с Марией в храмовом дворе, – он назвал отцом. Нет, своим законным родителем назвал он единого истинного Бога иудеев, Творца неба и земли.