Убийство из тюбика с кремом

— Да. — Ниро смотрел на него выжидающе. Что же дальше по секрету нам скажет врач (хотя какой он уже после этих слов врач!) о врачебной тайне?

— Да, — сказал Семен Карлович. — Видите ли, чтоб не вдаваться в медицинские подробности…

— Кто там? — раздался в это время голос Мамаши Крокодайл из соседней комнаты. С ужасом я не уловила в голосе тех ноток железной уверенности, которые в нем обычно звучали. Голос был какой-то не то чтобы обреченный, но подавленный.

— Ах, простите, меня ждет пациент. — И Семен Карлович удалился в соседнюю комнату.

Тут уж я дала волю своим эмоциям. Нет, я никогда не сужу о людях только по их внешности, ведь не мы ее себе выбираем. Но уж больно поведение Семена Карловича Пизика делало его самого очень комичным. Описание его внешности можно начать со слов Маяковского: «…лысый, ростом не велик». Голову Семен Карлович держит наклоненной набок, как пеликан, охотящийся на рыбу. На носу, прямо на самом кончике, большущие очки, зацепившиеся за горбинку. А взгляд из-под насупленных кустистых бровей, но поверх очков должен, по всей видимости, вызывать трепет и уважение к его «врачебной тайне» и «медицинским подробностям».

Одет он был в джинсы и не совсем чистую футболку, а поверх туго затянутого ремня свисало преизряднейшее брюшко, свидетельствующее о любви к сидению перед телевизором. Брр! Терпеть не могу, когда мужчины так носят свою «беременность». И это при его крошечном росте!

Очередной мой приятель (голубоглазый блондин) сказал бы о нем просто: «Не видишь разве — у него манечка величия». Да, я поняла это только сейчас. Выражение лица Семена Карлыча Пизика кричало о не менее чем царственном величии, которое он сам себе предписывал, а весь облик его не тянул и на пешку. Этим он делал себя ну очень-очень смешным.

— Уникальная личность, — все, что я могла сказать, когда с моих губ сошла саркастическая улыбка.

— Не доверился бы я такому массажисту. — Ниро смешно сморщил нос. — Но фамилия соответствует: «Пизик».

— Да уж.

Я подошла к двери комнаты, куда удалилась уникальная личность:

— Изабелла Маврикиевна, это мы.

— Ой, Евочка, — услышала я голос Мамаши Крокодайл, такой жалостливый, что даже сердце кольнуло. Но я сдержалась и спросила:

— Мы подождем вас, пока вы закончите массаж. Хорошо?

— Я скоро закончу, — услышала я Семена Карловича Пизика вместо Изабеллы Маврикиевны, к которой обращалась.

— А Ниро пришел? — Голос Мамаши Крокодайл излучал надежду.

— Я здесь, — сказал Ниро довольно громко.

— Ева, похозяйничай. Чаю поставь. — Теперь голос Мамаши Крокодайл был почти как обычно. Ну конечно же, ее обожаемый Ниро здесь, и он защитит слабую женщину, если это понадобится.

Через десять минут массажист закончил и пошел мыть руки, а я вошла в спальню к Мамаше Крокодайл, чтобы помочь ей перевернуться и одеться. Бедная Изабелла Маврикиевна, она быстро стала шептать мне:

— Только деньги зря выбросила, этот Карлыч Пизиков только задницу мою гладил за мои же деньги, стыд-то какой, а толку мне ну никакого вовсе. Кряхтя, она стала переворачиваться. — И не знаю вовсе, как отвязаться от него. Такой приставучий, как банный лист в Парной! Только и хвалит себя, якало, так и рассусоливает. Я то, да я это! И умный уж он, и красивый, и от женщин-то отбою нету, и… вот зараза! — Она ойкнула, вставая с кровати. И ведь как все болело, так и болит! И Пиздрик этот, чтоб его перекосило как меня! — Она наконец распрямилась. — Тьфу ты, напасть какая на мою старую голову! Да ладно бы на голову, а то еще и этот Карлыч на задницу! У, проклятущий якало!

— Ужас какой, — только и сказала я. — Давайте мы вам другого найдем.

Изабелла радостно согласилась:

— А то уж очень болит, но только б Пиздрика отвадить!

— Ниро, дорогой, ты уж и не хочешь зайти к старой женщине? — громко проговорила Мамаша Крокодайл, когда была уже готова.

У меня сразу отлегло от сердца. Ненаглядный появился на пороге комнаты и передал мне пакет с вкусностями, Я стала раскладывать их на маленьком столике.

* * *

Мы были в спальне у Мамаши Крокодайл. Она сидела на кровати, завернутая в большой цветастый халат, с огромной чашкой в руках, и ждала. Выражение ее глаз менялось от направления взгляда. На меня она смотрела с чисто человеческой признательностью (что есть большой прогресс в наших с ней отношениях), на Ниро с обожанием, а вот Семен Карлович вызывал какую-то кислость в ее взгляде. Зная характер Мамаши Крокодайл, можно представить, что она так брезгливо смотрела бы на дохлую мышь в подвале.

Я разлила ароматный чай.

Разговор начал Семен Карлович:

— Жаль, жаль, что вы не хотите продолжить (Ниро его уже обрадовал), тогда бы я вам гарантировал два года спокойной жизни, без всяких рецидивов. Это я вам говорю как врач.

— Нет, спасибо, мне заметно лучше, — наша Мамаша Крокодайл как-то стушевалась, что ей совсем было несвойственно.

— Впрочем, ладно. Так и должно быть. Я ведь гарантирую результат. Всегда! — На последнем слове он поднял указательный палец правой руки вверх и успел при этом оглядеть нас всех, чтобы посмотреть на произведенное на нас впечатление.