Убийство из тюбика с кремом

Говорящий по-русски немец, который проводил там большую часть времени, встретил нас. Мы огляделись. Комната в светлых тонах, стандартный набор хорошей мебели, стандартный набор аппаратуры. На стендах большая выставка продукции. Оказывается, «Милена» производит огромное количество косметических средств, которые обновляются и дополняются каждый сезон.

Ханс Гельтфульд, как представился немец, принял нас настолько хорошо, насколько это возможно. Выглядел он, правда, растерянно и подавленно и на меня поначалу смотрел как-то странно — ему ведь сообщили об одном только Ниро. Но потом он понял, что я не собираюсь набрасываться на него с кулаками, и оттаял.

Чувствовалось, что мой обожаемый Ниро — единственная надежда на спасение для его фирмы.

Расположившись на белых кожаных диванах, мы услышали историю о катастрофе, которая произошла позавчера в Москве, В изложении Ханса это выглядело так, что «Милена» здесь невинный ягненок, на которого напал серый волк.

Суть его версии сводилась к следующему. Фирма «Милена» существует уже двадцать лет. Производит дешевые доброкачественные косметические товары. Четыре года назад фирма начала продавать товары на российском рынке. И дела ее шли замечательно хорошо. До тех пор, пока…

Когда вдруг все словно сошли с ума. Немец сказал, что ему показалось, будто он сам сошел с ума. Потому что то, что произошло, невозможно, потому что этого не может быть.

Во-первых, фирма не выпускает ароматические салфетки, которые вызвали такой кошмарный эффект.

Во-вторых, фирма не пользуется услугами агентов для распространения своей продукции. Вся продукция «Милены» поступает крупными партиями непосредственно в магазины, где прекрасно продается без всякой дополнительной рекламы.

Представитель показал контракты с такими магазинами, как ГУМ, ЦУМ, универмаг «Москва». Количество упаковок, которое фигурировало в этих контрактах, — сотни тысяч.

Ниро был молчалив и задумчив. События последних дней выглядели все загадочней и загадочней. Под конец он попросил то, что у добропорядочного немца вызвало некоторый шок — формулы составов их продукции. Ханс возмутился. На что Ниро резонно заметил, что хотя это и является коммерческой тайной, но в скором времени станет предметом судебного разбирательства. И тогда, хочет фирма или нет, но состав ее кремов станет достоянием широкой публики. Причем произойдет это при крайне неблагоприятных обстоятельствах. Ханс сказал, что решение такого вопроса ему надо согласовать с дирекцией в Бонне, после чего наша аудиенция закончилась.

— Вот так, — ворчал Ниро, выходя из подъезда на улицу. — Опять я не знаю, ни сколько мне заплатят, ни что я могу делать, ни кого могу нанимать. Ты, подруга, втравила меня в очередную авантюру, — продолжал он ворчать.

— Куда мы сейчас? — прервала я его.

— В то злополучное кафе.

Снова был прекрасный летний день, так же дул с Москвы-реки приятный ветерок, так же сновали между столиками очаровательные официантки в красных юбочках. Так же разноцветными пятнами блестели на солнце зонтики над столами.

Единственное отличие — кафе было почти пустым. Хотя и говорят, что дурная реклама тоже реклама, но к кафе это, похоже, не относилось. Напуганная увиденным по телевизору и статьями в газетах, публика явно не решалась заходить сюда.

Ниро выбрал столик, сидя за которым хорошо проглядывалась и улица, и служебный вход в кафе. Устроившись, мы попытались восстановить события того дня. Подошла официантка за заказом, но Ниро не спешил расспрашивать ее о происшедшем, и тогда за дело взялась я.

— Скажите, вы работали в тот день? — От моих слов официантка нахмурилась и быстро удалилась. — Я не ожидала такой реакции. — Ниро ничего мне не ответил. Странно.

Через несколько минут официантка вернулась и, видимо волнуясь, что было заметно по грохоту о стол вазочками с мороженым и расплескиваниям минералки из стаканов, начала быстро говорить.

— Ну, не понял никто, что произошло. Сюда же каждый день таскались рекламные агенты, — тараторила она, заглядывая Ниро в глаза, — предлагали черт-те что всем подряд. И та девица также оставила здесь буклеты какие-то, оставила эти салфетки и исчезла.

— А как она выглядела, эта девица? — Я была горда собою. Ведь именно я разговорила первого свидетеля.

— Ну, их же десятки ходят, и все они одинаковые, — раздраженно ответила официантка, — ну как она могла выглядеть? Ни уродина, ни красавица, темные волосы… по-моему, темная юбка, белая блузка… наверное, в руках сумка с образцами… не помню я уже. На них давно никто внимания не обращает, кроме тех, кому действительно что-то нужно. А те салфетки пришлись ко времени, жарко было жутко. Никому же в голову не могло прийти, что такое произойдет! — Она передернула плечами, — Хорошо, меня пронесло! — И быстро перекрестилась.

Официантка ушла, а мы продолжали сидеть за столом.

— Ну вот, — мой любимый опять принялся ворчать, — минимум шестьдесят человек видели эту девицу в течение нескольких минут, и никто ее не может описать. На ней не было маски, и она не была невидимкой.