Убийство к ужину

— Папа, я тебя умоляю! У меня был тяжелый день. Можешь себе представить, у нас убили убийцу! Мы случайно вышли на его след, а вместо подозреваемого нашли в грязи у лесной хижины труп злодея с проломленной головой. С меня на сегодня хватит!

— Вашего убийцу? Бывшего подозреваемого, ты имеешь в виду?

— Да, папа, да.

— Еще в полицейской академии нас учили: никогда не ограничиваться одной версией. Никогда не делать поспешных выводов. Все подвергать сомнению и все проверять. Я хорошо запомнил эти слова и, пока служил, никогда от них не отступал.

— Покажи мне еще хотя бы одного подозреваемого! И я с радостью возьму след. Да и вообще, про «нашего убийцу» это я так, образно. Но согласись, ведь вполне возможно, Вахтер на совести «нашего мертвеца». Вся беда в том, что теперь на нас висит уже два трупа, — слегка раздраженно возразил Клуфтингер.

— Знаешь, сынок, вам стоит подумать, нет ли в этих убийствах одной подоплеки. У нас вот был подобный случай. Поразмышляй-ка на досуге.

— У вас? Убийство?

— Нет, какое убийство, я же служил не в криминальной полиции. Два поджога, но между ними оказалась тесная связь.

— Боже правый, отец! Ну ты сравнил! — взвился Клуфтингер, но тут же, устыдившись, сбавил тон. — Мы и исходим из того, что связь есть. Но сравнивать какие-то поджоги времен пятидесятых с двойным убийством — это уж слишком! Ты был отличным полицейским, папа, но позволь мне делать мою работу, как я ее понимаю.

Дальнейший разговор отца с сыном не вылился в неприглядную перепалку вследствие двух причин. Во-первых, Клуфтингер страшно устал, а главное — оба знали, что мать очень тяжело переживала, когда «ее мужчины» ссорились. Поэтому Клуфтингер счел за лучшее поскорее отправиться домой.

Провожая сына до дверей, Мария Клуфтингер снова обрушила на него водопад словоизвержения:

— Раз у вас новый труп, значит, завтра ты опять будешь выступать по телевидению. Обязательно надень этот костюм! Он очень идет тебе. Ты в нем такой представительный. Вы его вместе с Эрикой покупали? Давно? Где?

— Кажется, в торговом доме «Хортен». Во всяком случае, на распродаже. Перемерили кучу всего. Я так обрадовался, когда этот понравился и Эрике. И совсем недорого. Во всяком случае, не пришлось ехать в Метцинген, как хотела Эрика. Она говорила, там лучший шопинг, дизайнерские вещи по цене производителя. Слава Богу, обошлось. Хочешь знать мое мнение? Наша национальная тужурка ничуть не хуже. — Клуфтингер взялся за ручку двери.

— Нельзя все время ходить в тужурке, тем более когда тебя показывают по телевизору. Надень, пожалуйста, этот костюм. Хотя бы ради меня.

— Хорошо, мама.

Он только собрался шагнуть за порог, как мать, оглянувшись украдкой, схватила его за руку и заговорщически прошептала:

— Вот тебе, малыш.

Клуфтингер закатил глаза.

— Мама, мне не нужны деньги. Я достаточно зарабатываю.

Госпожа Клуфтингер скроила обиженную мину.

— А раньше ты радовался, когда мы давали тебе в школу «молочные деньги». И потом тоже…

— То раньше. А теперь я уже вырос из коротких штанишек. Мне уже пятьдесят шесть. И худшие времена давно позади.

Мать на самом деле обиделась.

— Тогда нечего топтаться на пороге, — буркнула она и сунула банкноту в пятьдесят евро обратно в карман передника.

Клуфтингер почувствовал, что нервы больше не выдерживают. Наверное, сегодня лучше было не заходить.

В кабинете зазвонил телефон.

— Клуфтингер.

— Бог в помощь, Штоль мое имя. Вы меня знаете, только вот не вспомните. Я держу сыроварню в Бёзершайдэгге. — В голосе сыровара слышалась подавленность. — Мне так надо вам кой-чего сказать, господин комиссар. Я тут прочитал про убийство в горной хижине. Там ведь, поди, молодого Лутценберга убили?

Клуфтингер онемел. Звонивший не мог знать имени убитого, за стенами президиума оно нигде не упоминалось.

— Откуда вам это известно, господин Штоль? — оправившись, строго спросил комиссар.

— Такая вот тупая башка. Я вроде как того, чуток виноватый, господин комиссар. Вот и не дает мне это покоя.

Клуфтингер ничего не понял из такого объяснения. Что общего может иметь этот фермер с убийством? Он напрягся.

— Слушаю вас.

— Так вот. Вы, знаете ли, были у нас. Вы с вашим коллегой. Я еще сказал вам, что Лутценберг иногда бывает у тетушки в Вайлере, — сообщил Штоль и, кажется, раздумал говорить дальше.

— Так. И что?

— Потом-то задним умом я еще вспомнил, что старый Лутценберг все вспоминал хижину в горах, вроде как тоже их имущество. Да говорил еще, что сынок, бывает, ездит туда. Чтобы «поразмышлять» на природе. Мне еще тогда смешно показалось: поразмышлять, видишь ли. А потом я прикинул: если парень живет-то в низине, так ведь у них там всегда туман, вот он, стало быть, наверх-то и ездит, чтобы солнце увидеть. Так я тогда подумал. Поэтому оно в башке-то и засело.

Было понятно, что человек немного освоился и стал словоохотливее.

Клуфтингер решил слегка подтолкнуть неторопливого рассказчика:

— Господин Штоль, давайте ближе к делу. Какое это имеет отношение к убийству Лутценберга и в связи с чем вы чувствуете за собой вину? Объясните наконец, будьте добры.