Убийство к ужину

— Что я вам, болваны, говорил? Вы должны были приехать сегодня раньше… — Он с силой рванул дверцу кабины и оказался лицом к лицу с Клуфтингером.

— Извините, — сказал комиссар, — мы очень торопились.

Барч онемел. Ему понадобилось немало времени, чтобы осознать происходящее. Когда до него дошло, он бросился бежать. Штробль отдал короткий приказ по рации, полицейские машины двинулись от ворот во двор. Увидев их, Барч так резко затормозил, что едва не упал. В поисках спасения он принялся озираться. Сзади на него надвигались Клуфтингер и Штробль, с другой стороны из машин высыпали полицейские в форме. Сообразив, что он в ловушке, Барч сломался. Он безучастно дал надеть наручники и никак не отреагировал, когда комиссар, приблизившись вплотную, тихо сказал:

— Попался.

Часа через два Клуфтингер появился в президиуме в прекрасном расположении духа. Войдя в приемную, он неожиданно подал секретарше руку и сделал ей комплимент по поводу прически, так что девушка даже зарделась.

— Сделайте нам кофе, пожалуйста, — попросил он Санди и, заглянув к коллегам, жестом позвал их к себе. — Приведите кого-нибудь из лаборатории, — бросил он, усаживаясь за стол.

Штробль и Хефеле дружно посмотрели на Майера.

— Иду уже, — буркнул тот и резво сорвался с места.

— Ну, Роланд, что у тебя? — обратился комиссар к Хефеле, имея в виду результаты допросов.

— Кое-что есть. Наши ночные пташки три раза в неделю пересыпали сухое молоко из привозных мешков. Порошок в мешках, очевидно, поставляется из России. Дылда забирал товар на каком-то перевалочном пункте, по крайней мере так говорит. Зачем вся эта возня, никто из них не знает, хотя подозревали, что дело нечисто. Им хорошо платили, они и не спрашивали, по крайней мере так утверждают.

— А кто заказчик?

— Тут все как воды в рот набрали, а потом начали путаться в показаниях. Плели, будто в глаза не видели, а указания получали только по телефону и все такое. Мы дали понять, что в их же интересах говорить правду: ведь транспорт они гоняли сами. Кто отгружал, кто принимал? Раскололись. Тут и выплыло имечко Барча.

В дверь постучали. Вошел Майер с яркой женщиной лет тридцати: высокой, стройной, с длинными ногами и длинными черными как смоль волосами, заплетенными в затейливую косу. Огромные карие глаза излучали мягкий свет, под белым халатом виднелся светло-бежевый костюм. В президиуме почти все смотрели на нее благоговейно и называли «Липочкой», мужчины, во всяком случае.

Майер улыбался во весь рот, так что сверкали два ряда зубов. Он выглядел гордым воином с роскошной пленницей в качестве трофея.

— Это доктор Хельга Липп. Из лаборатории, — торжественно провозгласил он, точно она являлась для всех прекрасной незнакомкой.

Клуфтингер указал на стул напротив:

— Присаживайтесь. Коллега вас уже проинформировал?

— Да, я в курсе, — ответила она таким писклявым голосом, что Клуфтингер испытал короткий шок.

Каждый из увидевших эту женщину ожидал от нее мелодичного грудного голоса, а тут — полная противоположность. Но комиссар быстро оправился.

— Хорошо. — Он откашлялся. — Какую роль играет в нашей истории сухое молоко?

— Предварительно могу сказать следующее: для сыроделия у него нет потенциала, — начала Хельга Липп свой отчет, и только Майер, которого явно завораживало ее сопрано, продолжал блаженно улыбаться. — Видите ли, молоко перерабатывается с помощью культур бактерий. В результате их деятельности молоко теряет содержащийся в нем казеин, меняет химическую структуру, растворимость и становится твердым. Творожная масса отделяется от сыворотки и идет на изготовление сыра.

Клуфтингер безропотно слушал, хотя в душе с нетерпением ждал, когда же ему расскажут то, чего он не знает. Он понимающе кивнул.

— Хорошо. Весь процесс возможен при наличии свежего сырья. По моим сведениям, молочный порошок для этого не пригоден, поскольку он сам — уже продукт переработки с измененной структурой. Сухое молоко — насколько мне известно, но надо еще уточнить — у нас вообще под запретом.

Она сделала паузу и обернулась назад, желая убедиться, что и коллеги, сидящие у нее за спиной, тоже поняли. Майер, вдохновленный ее мягким взглядом, подмигнул. Пришедшая в замешательство фрау Липп снова обратилась к Клуфтингеру:

— Но определенно запрещено ввозить в Германию сухое молоко из бывшего Восточного блока, минуя госконтроль — в нашем случае в отношении поставщика нет сомнений, поскольку иначе закупки становятся нерентабельными, — и здесь его перерабатывать.

Клуфтингер поблагодарил и поднялся, чтобы проводить коллегу из лаборатории, но Майер его опередил.

— Я провожу! — вскочил он.

Комиссар только удивленно поднял брови, занял свое место и изрек:

— Теперь Барч. Немедленно.

Дверь открылась без стука, и вошла Сандра Хенске. Теперь у Хефеле заблестели глаза. У Клуфтингера возникло ощущение, будто он начальник военного лагеря и командует солдатами, долгие недели не видевшими женщин.

— Господин Карл Шёнмангер на проводе, — доложила она и краем глаза показала на мигающую лампочку на его аппарате.

Он снял трубку.

— Клуфтингер.