Убийство Кирова: Новое расследование

Однако откуда читателям Кирилиной знать, что написал Люшков в «Кайдзо»? Мы можем быть достаточно уверены, что Кирилина сама не читала эту статью, иначе ей было бы что сказать о ней. Любой настоящий ученый проинформировал бы своих читателей, где взять перевод статьи, чтобы проверить самим, или по меньшей мере знать, как он сделал это. Следовательно, Кирилина здесь блефует: она заявляет, что она читала статью Люшкова, тогда как она никогда ее не читала. Это согласуется с другими доказательствами того, что книга Кирилиной не отличается честностью. Подобно Лено, Кирилина не «начала с чистого листа» — не попыталась определить, кто и как убил Кирова, на основании имеющихся у нее свидетельств. Вместо этого она написала полит-пропагандистское произведение, чтобы «доказать», т. е. убедить читателей в предвзятом мнении, что Николаев был «убийцей-одиночкой» — т. е. мнении, которое было мнением горбачевского и последующего российского руководства.

Лено ничего не говорит об остальной статье в «Кайдзо», словно она не имеет отношения к убийству Кирова. Но она имеет — потому что рассмотрение остальной части статьи доказывает, что Люшков лгал. Мы можем точно установить ряд отдельных лживых утверждений Люшкова. Например, он писал:

…Сталин использовал смерти влиятельных личностей, чтобы показать, что теракты были не выдумкой, а реальностью и что заговоры не были фантазиями. Короче говоря, он укрепил свое политическое положение за счет их смертей. Возможно, спросят, почему он никак не использовал смерть Орджоникидзе. Главная причина заключалась в том, что Орджоникидзе как раз перед смертью жаловался на всеобщие аресты. […] Орджоникидзе энергично спорил со Сталиным, потому он испытывал сильные переживания в тот период («Кайдзо», с. 107).

Хрущев и его приспешники распространили подобную историю о предполагаемом противодействии Орджоникидзе арестам. Но мы знаем теперь, что нет абсолютно никаких доказательств в поддержку этого заявления. Гетги доказал, что Орджоникидзе был согласен с арестами в его комиссариате по тяжелой промышленности, в частности с арестом Пятакова. Он воспроизводит речь комиссара, которую тот произнес в начале февраля 1937 г., лишь за несколько дней до его смерти, которая убедительно демонстрирует это[125]. Следующего отрывка об Орджоникидзе достаточно самого по себе, чтобы установить, что Люшков либо сочинял историю, либо, что более вероятно, повторял слухи, распространявшиеся среди сочувствующих оппозиции. В любом случае Люшков не мог знать о дискуссиях в Политбюро.

В той части своего эссе, которое не опубликовал Лено, Люшков заявляет, что он присутствовал на Февральско-мартовском Пленуме ЦК 1937 г.

…Сталин поднял этот вопрос на Февральско-мартовском Пленуме ЦК ВКП(б). Я также присутствовал на этих заседаниях.

На них Сталин критиковал недавно скончавшегося Орджоникидзе за то, что он не рассказал Политбюро о сообщениях оппозиционеров, которые он получал. Это, должно быть, причина заявления Люшкова, что «спустя какое-то время он приказал через Ежова, которому он поручил расследование, нацелиться на зиновьевскую группу», когда Ежов сделал такое заявление во время этого пленума (Л 683).

Что Люшков рассказал японцам

Суть остальной части статьи в «Кайдзо» в утверждении Люшкова, что все заговоры 1930-х годов были фальсификациями.