Нет никаких доказательств версии, которую распространял Енукидзе. Если бы существовало хотя бы какое-то доказательство, мы бы знали о нем — комиссии Хрущева и Горбачева искали очень старательно как раз такое доказательство. Следовательно, версия Енукидзе появилась из других источников, а не из запрещенных, и, конечно, не из доказательств, доступных следователям НКВД и высокопоставленным партийцам. У нас есть веские доказательства, что она с самого начала являлась частью заговора. Николаев попытался покончить жизнь самоубийством сразу же после выстрелов в Кирова, но позже признал, что у него был план заявить, что он «убийца-одиночка», чтобы прикрыть своих сообщников. Енукидзе участвовал в решении заговорщического центра санкционировать убийство Кирова. Как и Ягода, Енукидзе согласился лишь под давлением против желания. Заявление, что это был индивидуальный поступок, возможно, послужило бы одним из способов попытаться ограничить расследование, чтобы оно не привело к раскрытию сначала ленинградской зиновьевской группы, а потом постепенно и всех остальных тайных организаций, связанных с ней. Это — единственное объяснение версии Енукидзе, которое имеет смысл.
Теория об «убийце-одиночке» распространилась в виде слуха через Кремлевскую библиотеку среди людей, с которыми встречался Енукидзе. 1 марта 1935 г. Гордееву, старшего библиотекаря, допросили по поводу слухов, которые распространяла она и другие сотрудники библиотеки.
8 марта 1935 г. допросили К.К.Муханова. Его сестра, Екатерина Муханова, служащая правительственной библиотеки, была арестована в связи с расследованием террористического заговора, который стал позже известен под именем «Кремлевского дела».