Настойчивость Енукидзе в распространении слуха, что Николаев действовал в одиночку по личным мотивам, кажется, была тщетной попыткой отвлечь внимание от поиска заговора. По показаниям Ягоды, как он, так и Енукидзе возражали против убийства с самого начала по разумной причине, что это подвергает опасности как сам заговор, так и положение Ягоды, как главы НКВД, и, таким образом, человека, в конечном счете ответственного за организацию охраны партийных лидеров, таких как Киров. Однако объединенное руководство заговора голосовало за осуществление убийства в любом случае.
Хотя Ягода и не говорит этого на допросах, материалы которых у нас есть сейчас, должно быть, существовало решение представить убийство как действие одиночки. Нужно было найти убийцу, который был достаточно предан, чтобы убить Кирова, а затем немедленно покончить жизнь самоубийством. При таких обстоятельствах гипотеза об «убийце-одиночке», действующем по личным мотивам, была бы правдоподобной. По крайней мере, ее было бы трудно опровергнуть, если бы попытка самоубийства Николаева была успешной.
В первые несколько дней после убийства Николаев пытался представить себя именно таким образом. Однако версия об «убийце-одиночке» быстро распалась на допросе. Енукидзе, должно быть, знал об этом. Но свидетельство, цитируемое Лено, показывает, что он отказался принять официальную и совершенно правильную версию о заговоре (Л 502–505). Это должно было показаться подозрительным, и было бы естественным для НКВД задаться вопросом, почему один из высших политических деятелей в стране и давний друг Сталина ведет себя так. Более того, это, по-видимому, привело прямо к «Кремлевскому делу», которое, в свою очередь, указало путь к постепенному распутыванию всего заговора. Одним из последствий было то, что Енукидзе потерял власть над Кремлевской охраной — силой, которую можно было использовать для убийства или ареста партийного руководства в том, что заговорщики называли планом «дворцового переворота».
В 2000 г. российский историк Ю. Н. Жуков опубликовал единственное (до сего дня) серьезное исследование, посвященное Кремлевскому делу. Жуков имел доступ к архивным документам, которые все еще не рассекречены. И он сделал вывод, что на основании имеющихся доказательств «Кремлевское дело» было не фабрикацией, а раскрытием реального заговора.
Итак, на сегодняшний день — до существенного расширения Источниковой базы, до рассекречивания материалов, хранящихся в Центральном архиве ФСБ, приходится признать несомненным следующее. Из всех возможных гипотез, призванных объяснить и «Кремлевское дело», и дело Енукидзе, позволяет включить в себя все до единого известные факты лишь та, что исходит из признания реальности существования заговора против Сталина и его группы[134]
.Жуков цитирует веские доказательства в подтверждение своего предположения, но все они косвенные. Жуков сообщил нечто важное о доказательствах вообще, что имеет отношение к нашим целям.