Убийство Кирова. Политические и уголовные преступления в 30-х годах

Выступила Надежда Константиновна Крупская. Она, поддерживая оппозицию, говорила в основном о необходимости смягчения обстановки дискуссии, призывала к внимательному рассмотрению спорных вопросов, считала конституционно оправданным и даже вынужденным выступление Г. Е. Зиновьева с содокладом на XIV съезде. Ее речь была короткой, тревожной; она, как я уже сказал, старалась смягчить обстановку. Печальным фактом явилось то, что в зале было много крикунов, пытавшихся мешать Г. Е. Евдокимову и Н. К- Крупской при их выступлениях. Г. Е. Евдокимова, пожалуй, это не смущало, он в свою очередь отражал нападки не всегда по-парламентски. Выкрики же в адрес Надежды Константиновны были до безобразия хулиганскими: «долой», «богородица» и т. п. Они хотя и встречали отпор со стороны небольших групп из присутствующих, но президиум собрания не навел должный порядок. По лицам Серго, Кирова и некоторых других товарищей, сидевших за столом президиума, было заметно, что они чувствуют себя неловко. Вскоре выступил и Киров. Его речь была страстной, убедительной, вдохновенной. В основном он разобрал идеологическую часть оппозиционной платформы и показал всю ее несостоятельность. Попало, конечно, и Евдокимову. В общем, Киров оставил у всех самое лучшее впечатление, и наши правоверные чекисты (Комаров, Лобов, Десов и другие) несколько дней спустя охотно признали право Кирова быть у нас секретарем и согласились с предложением ЦК.

С 7 января 1926 года Киров стал секретарем Севзапбюро ЦК и секретарем Ленинградского губкома партии. Желание Сталина исполнилось.

Сталин смело и решительно пошел на выдвижение Кирова на столь важный пост, да еще в такой напряженной обстановке. Нельзя отказать ему и в умении определять способности людей и правильно их использовать, но… только тогда и постольку — когда и поскольку ему было нужно, приемлемо для него и не могло уязвить его самолюбие и единоличные власть и авторитет. Ну а как же Киров это все воспринимал? Хотел ли он перемещения? Для ответа на этот вопрос заглянем еще раз в его письма к Марии Львовне, написанные в те дни. Вот несколько строк из уже цитированного письма: «Что было на съезде (речь идет о XIV съезде партии. — М. Р.), ты знаешь из газет. Во время съезда нас с Серго посылали туда[55] с докладами, обстановка невозможная. Отсюда ты должна меня понять, как мне трудно ехать. Я делал все к тому, чтобы отделаться, но ничего не помогло. Удержусь я там или нет, — не знаю. Если выгонят, то вернусь в Баку» (подчеркнуто мною. — М. Р.).

В письме от 7 января 1926 года Киров пишет: «Приехали позавчера в Ленинград, встретили нас здесь весьма и весьма холодно. Положение здесь очень тяжелое». Из письма от 16 января: «Пишу тебе второе письмо… Не обижайся, что пишу мало, очень я занят, работаю, минуты нет свободной. Положение здесь отчаянное, такого я не видел никогда». В конце этого письма мы слышим уже слова бодрости, оптимизма, уверенности. Киров заканчивает его так: «Живу в гостинице, вместе с членами ЦК, которых здесь достаточно много. Каждый день на собраниях. Ну и собрания здесь! Есть ячейки в 1500–2000 человек! Это одна ячейка. Сплошь, конечно, рабочие и работницы». И еще несколько строк из письма, написанного в конце января того же 1926 года: «[дела] складываются так, что я здесь, видимо, застряну месяцев на шесть. Ты знаешь, что я очень не хотел сюда ехать, послан вопреки моим желаниям. Говорили, что я поеду месяца на три, теперь выходит, что едва ли удастся. В середине февраля[56] созываем здесь губернскую конференцию. Это подытожит всю теперешнюю работу нашу…» И в конце кировский оптимизм: «Зима здесь крепкая, думаю, что понравится и город. Лучше Дербента, во всяком случае».

Эти строки из писем Кирова полностью раскрывают его состояние, настроение. Как его встречали в Ленинграде? Конечно, по-разному. Кирова мало кто знал здесь. Руководящая группа оппозиции отнеслась к нему явно недружелюбно, злопыхательски. Тогда в этой среде родились словечки в адрес Кирова: «карзубный», «рябой» и главное — «Кир-р-ова победа» как оценка первых шагов Сергея Мироновича.

Противостоящая оппозиции группа старых питерцев — Н. П. Комаров, И. М. Москвин, И. И. Кондратьев, Г. А. Десов, К. Е. Юносов и другие, считавшие себя исконными питерскими патриотами, приняли Кирова как «терпимое зло» в обстановке острой политической борьбы. Они видели в нем «варяга», хотя и прониклись лично к нему уважением за его качества политического бойца. Но они все же оставались на своих позициях: Киров — варяг, приехал на время, помочь установить порядок, а потом уже мы сами будем руководить своей родной организацией.