— Я не знал! В те выходные я был на конференции, встречался со спонсорами. И если бы меня считали виновным, разве я сидел бы сейчас с вами?
Хольк больше не возражал. Молчала и Маи Йуль.
Дверь приоткрылась, заглянул Мортен Вебер, постучал пальцем по циферблату своих часов.
— Предлагаю всем сохранять благоразумие, — сказал Хартманн. — Согласны? Мы ведь по-прежнему вместе?
Первой нарушила напряженное молчание Маи Йуль.
— Вы сказали, что все выяснилось? — спросила она.
— Да, больше не будет никаких сюрпризов.
Она глянула на Холька:
— Тогда я за альянс.
— Разве у нас есть выбор? — буркнул Хольк. — Если альянс распадется, мы все пойдем ко дну. — Он встал, хмуро посмотрел на Хартманна. — Ты загнал нас в этот угол, Троэльс, тебе и исправлять ситуацию. Наберись мужества, сделай заявление в прессе. Нельзя все время прятаться за спиной Риэ. Это твоя проблема.
Когда все ушли, Вебер спросил у Хартманна:
— Ну как? Они с тобой?
— Да. А ты что-нибудь выяснил?
— Компьютером в квартире пользовались только мы трое — ты, я и Риэ. И еще тот, кто знал твой пароль. Кто бы это мог быть?
— Понятия не имею.
— А ты не мог оставить компьютер включенным?
— Да дело не в этом. Среди нас есть соглядатай. Продолжай расспрашивать, ищи.
— Это не так-то просто. С нами работают люди, которым мы доверяем. Или должны доверять.
Хартманн посмотрел на него. Вебер… Этого человека он знал всю свою взрослую жизнь. Одинокий холостяк, постоянно носит в кармане шприц и флакон с инсулином и никогда не жалуется. Безропотно выполняет всю самую неблагодарную работу, зачастую — грязную.
— Прости меня, Мортен.
— За что?
— За то, что не слушал тебя.
Вебер рассмеялся:
— Вчерашний день. В политике есть только сегодня и завтра. И больше ничего.
— Ты справишься?
— Постараюсь.
Подошла Скоугор с его пальто в руках.
— С тобой снова хочет поговорить Лунд, — сказала она.
— Нет!
— Адвокат говорит, что у тебя нет выбора. Уходи по черной лестнице, я вызвала машину. — Она посмотрела ему в глаза. — Они отвезут тебя на квартиру на Сторе-Конгенсгаде. — Она передала ему его перчатки. — Лунд хочет задать тебе какие-то вопросы на месте.
Антон и Эмиль застегивали зимние куртки, пока Пернилле проверяла, все ли у них взято для школы. В конторе за столом в красном комбинезоне и черной шапке сидел Тайс Бирк-Ларсен. Он только что говорил с банком, держался спокойно, старался искать выход и быть благоразумным.
Шторм, разразившийся между ними вчера, не утих. Они спали в одной постели, не касаясь друг друга. Да и не спали практически. Посреди ночи к ним пришел Эмиль, весь в слезах. Потом Антон описался — впервые за долгое время.
Шторм не стих. Он ушел в глубину.
— Банк согласился дать нам кредит в сто тысяч, — сказал Бирк-Ларсен, когда она спустилась вниз. — С этой суммой мы сможем заплатить людям зарплату за этот месяц и продать дом.
Всего один месяц. Он зажег сигарету и проводил глазами струйку дыма, медленно улетавшую под грязный потолок.
— Ты не видел шапку Эмиля? — спросила Пернилле.
Он закрыл глаза:
— А на полке ее нет? Там, где всегда?
— Если бы она там была, я бы тебя не спрашивала.
Он затушил сигарету:
— Ладно. Я поищу.
Пока его не было, она бесцельно ходила по конторе, прибирала разбросанные банковские выписки. Думала, о чем еще не знает. Бирк-Ларсен принес утреннюю газету. С первой полосы на нее смотрело лицо того политика. Его не арестовали, только допросили и отпустили.
— Мама! — позвал один из сыновей.
Вбежал Антон:
— Там кто-то пришел.
В проеме гаражной двери стоял высокий мужчина лет тридцати: дорогая лыжная куртка, широкая улыбка.
— Мне нужно поговорить с Тайсом Бирк-Ларсеном, — произнес он.
— Если вы насчет перевозки, то мой муж сейчас подойдет.
— Мое имя — Ким Хогстед. — Он протянул ей визитку. — Я тележурналист. Я звонил вам несколько раз.
Она взяла визитку.
— Я знаю, что вы не хотите говорить со мной и мне подобными.
— Да, не хотим.
— Но послушайте, полиция работает из рук вон плохо. — Он казался искренним. — Я веду криминальную хронику и никогда не видел, чтобы в расследовании делали столько ошибок. Для вас это должно быть очень тяжело. Не могу даже вообразить…
— Не можете, — сказала она.
— Теперь, когда в дело оказался вовлечен политик… — Он удрученно развел руками.
— И что?
— Информацию по делу окончательно закроют. Для вас тоже.
— Чего вы хотите?
— Мы хотим помочь. Дать вам возможность рассказать все своими словами. Не словами полиции, не нашими, а своими собственными.
Она даже не сразу поняла, о чем он говорит.
— То есть вы хотите, чтобы я рассказала о Нанне?
Он не ответил.
— Что вы за люди такие? Вам лучше уйти. Если мой муж спустится…
— Три года назад в Хельсингборге пропал пятилетний мальчик. Полиция ничего не смогла узнать. Мы напечатали интервью с его родителями. Предложили вознаграждение. И его нашли. Живым. Помните?
— Вам действительно лучше уйти.
— Мы не сможем вернуть вам Нанну. Но мы хотя бы можем объявить, что за информацию будут выплачены деньги. Я знаю, вы хотите узнать, что случилось. Подумайте о моем предложении, прошу вас.
— Уходите! — крикнула она.