Убийство. Кто убил Нанну Бирк-Ларсен?

Она, по-видимому, готовилась к допросу: изящная блузка в тонкую полоску, аккуратно уложенные волосы. Привлекательная женщина. Даже красавица, когда соизволит улыбнуться.

— Неужели такой человек, как Хартманн, значит для вас больше, чем карьера?

— Вы не знаете Троэльса Хартманна. И я не покрываю его.

— А вы его знаете, Риэ? Он ведь не рассказал вам о своем псевдониме Фауст на сайте знакомств. Не рассказал о том, что встречался с десятками женщин.

Она улыбнулась:

— Все совершают порой поступки, о которых потом сожалеют. Разве вы не такой?

— Я всегда все рассказываю жене. Так надежнее. И так правильно.

— Все это закончилось после того, как мы познакомились.

Он встал со своего места, уселся на стол рядом с ней и начал зачитывать выдержки из электронных писем:

— «Я хочу тебя. Хочу прикоснуться к тебе. Хочу почувствовать тебя».

Следующая страница:

— «Я уже еду в квартиру. Дождись меня. Не одевайся».

Он положил листки перед ней:

— Все подписаны буквой «Ф», то есть «Фауст». Откуда вы знаете, что он не писал и Нанне Бирк-Ларсен?

Она вздохнула со снисходительной улыбкой.

— Что вам известно, Риэ? — настаивал Майер. — Пожалуйста, расскажите.

Никакого ответа. Он вернулся к конференции:

— Что именно случилось с Хартманном? Почему ему пришлось оставаться в номере?

Он закурил сигарету.

— Простуда. Обычная простуда, как у всех.

— Обычная простуда означает, что ты валяешься в кровати, потеешь, как свинья, кашляешь, сморкаешься каждую минуту. Так и было у Хартманна?

— Да.

— И он был весь в соплях?

— Ну да.

— Куча грязных платков, наверное?

— Точно.

— Ничего подобного. — Он посмотрел в свой блокнот. — Я говорил с горничной, которая убирала номер. Она сказала, что номер выглядел так, будто там жил один человек, а не двое. Никаких сопливых носовых платков, никаких следов больного человека.

— Она, должно быть, перепутала наш номер с другим.

— Нет, не перепутала. А вы покрываете человека, подозреваемого в убийстве. Что автоматически делает вас соучастницей. — Он сделал длинную затяжку. — Будет ли папочка навещать вас в тюрьме? Как вы думаете, дочерям членов парламента делают поблажки?

И по-прежнему ничего.

— Значит, так это работает? Для вас одни правила, а для несчастных, что оплачивают ваше жалованье, совсем другие?

— У вас слишком много комплексов.

Майер помахал рукой в воздухе, разгоняя дым от сигареты.

— Ума не приложу, откуда бы им взяться.

— Если вы больше ничего не хотите мне сказать, я ухожу.

В дверь заглянул оперативник из ночной смены — с сообщением.

— Подождите-ка…

Он взял протянутый лист бумаги, прочитал. Сообщение было от жены, она надиктовала список покупок: огурцы, молоко, хлеб, сахар, оливки, сыр. И бананы.

Скоугор уже надела пальто и взяла в руки сумку.

— Так вы утверждаете, что были с Хартманном все выходные?

— Сколько можно повторять…

Майер прищурился:

— Тогда почему вы звонили ему в субботу вечером на мобильный, который был тогда отключен?

Она остановилась, уже в дверях.

— Вы же были с ним, Риэ. Или вы хотели заняться телефонным сексом, лежа в одной постели? Но просто забыли напомнить ему включить телефон?

— Я не помню…

— Нет, нет! Не надейтесь, что вам удастся ускользнуть. — Он помахал перед ее лицом списком покупок, не забывая держать листок исписанной стороной к себе. — Я только что получил от мобильного оператора перечень всех звонков. Вы пытались связаться с ним. Несколько раз. Ни разу не дозвонились.

Впервые она почувствовала себя неуверенно.

— Похоже, вы беспокоились о нем. Что вряд ли имело смысл, коль вы находились в одном номере. — Майер затряс головой. — Ничего не понимаю. Совсем запутался.

Он подошел к ней:

— Я даю вам последний шанс. Вы врали мне от первой до последней буквы, но я готов закрыть на это глаза. Только помните: еще одно слово лжи — и вы соучастник, а не свидетель.

Он поманил ее обратно к стулу.

— Вам выбирать.

Она не двигалась с места.

— Приезжал ли Хартманн к вам в пятницу вечером? Подумайте!

Она шагнула в коридор.

— Последний шанс, Риэ…

Лунд стояла перед домом Хартманна. В высоких окнах второго этажа горел свет. Чудесный ухоженный сад перед крыльцом, на заднем дворе — обширный газон. Дом находился на просторной, хорошо освещенной улице в Северном Эстербро, рядом с районом посольств. Вилла, а не дом, и стоит как минимум десять миллионов крон. В политике водились деньги.

Она побродила по саду в поисках следов — любых: недавно вскопанной земли, свежих посадок, обломков чего-либо. Пересекла зеленый ковер газона, зашла за дом. Обнаружила выкрашенную белой краской дверь в подвал. Перед ней намело кучу сухих листьев высотой не менее полуметра. То есть дверью давно не пользовались. Она заглянула в единственное на первом этаже освещенное окно. Это был дом для большой семьи или даже для целой династии. Но там обитал лишь печальный и красивый Троэльс Хартманн.

Она обогнула дом, так и не обнаружив ничего интересного. Вышла через боковую калитку и вновь оказалась перед каменными ступенями входной двери, из-за которой не доносилось ни звука работающего телевизора, ни музыки, ни голосов.

Лунд позвонила в звонок.