— Я не знаю и не хочу знать. У нас есть проблемы поважнее. — Лицо Мортена Вебера прояснилось. — Но у меня есть и хорошая новость.
— Какая?
— Бремер только что уволил Филлипа Брессау. — Вебер пожал плечами. — Понятия не имею за что. Брессау один из лучших в его команде. Я бы не хотел потерять такого человека за шесть дней до выборов.
Хартманн никак не мог сосредоточиться.
— Ты отлично выглядишь, Троэльс, — сказал Вебер. — Улыбайся в камеру, сохраняй спокойствие. Иди размажь этого старого пройдоху.
В длинном коридоре, на пути к лестнице, выложенной коричневой плиткой, Хартманн ответил на звонок.
— Троэльс! Вы просили позвонить.
Это был Салин.
— Да. Я поговорил с юристами, Эрик. Мы привлечем к суду лично вас, если вы напечатаете свои домыслы. И вашу газету.
В ответ смех:
— Я же пытаюсь помочь вам. Или до вас еще не дошло?
— Боюсь, у меня сложилось обратное впечатление.
— Вы не похожи на идиота. Так слушайте: кто-то изрядно потрудился, чтобы прикрыть вас. Может, вы об этом и не догадывались, я не знаю. Но это было сделано.
— Достаточно. Больше никаких звонков, никаких вопросов, никакого иного общения. Понятно?
Он остановился на верхней ступени широкой лестницы, под тяжелыми металлическими люстрами, у стены, почти сплошь покрытой батальными полотнами.
Внизу он увидел Риэ Скоугор в пальто, готовую выйти на улицу. И рядом с ней, тоже одетого, Филлипа Брессау. Они стояли на синем ковре с эмблемой Копенгагена — три башни над волнами.
Они спорили. Яростно. Хартманн видел, как Брессау схватил ее за ворот пальто, потом за красный шарф. Она отпрянула с бранью.
Никогда Хартманн не видел ее такой разгневанной.
— Хартманн? — прозвучал в его ухе голос Салина. — Вы еще там?
Скоугор умчалась в бешенстве. Брессау стоял на ковре, бросая ей вслед оскорбления. Когда она скрылась в дверях служебного выхода, он поднял свой портфель, оглянулся, посмотрел наверх. Увидел Хартманна. И с кислым лицом зашагал в сторону главного выхода.
— Я все сказал, вы слышали, — сказал Хартманн и дал отбой.
Мартин Фреверт в кабинете Лунд терял присутствие духа под напором ее вопросов.
— У нас есть все подробности. Вы арендовали автомобиль через Интернет, потом кто-то забрал его от заправки в Вальбю.
— Ну и что? Машина была нужна для моей фирмы.
— Где ваш брат?
— Я уже сказал: не знаю.
Перед ней лежали бумаги. Она толкнула их через стол:
— Вы сняли со своего счета тридцать две тысячи крон. Это тоже для нужд фирмы? У меня нет на это времени. Если хотите, я прямо сейчас могу отправить вас в камеру за пособничество в убийстве. Давайте не будем тратить время понапрасну.
Молчание.
— Ладно, — сказала она. — Хватит. Вы арестованы.
— Я не давал ему денег!
Он вынул из внутреннего кармана куртки конверт, швырнул ей.
— Хорошо. Где вы договорились встретиться?
— Послушайте. Леон немного странный. Но ту девушку он не убивал. Он и мухи не обидит!
— Вы не представляете, как часто я это слышу, — сказала Лунд. — Если хотите помочь своему брату, то постарайтесь, чтобы я нашла его прежде… — она ткнула пальцем в окно, — чем его найдет кое-кто другой.
— Он боится не вас.
— Кого же?
— Не знаю. Он во что-то вляпался. Мозгов у него не густо. Если видит возможность подзаработать…
— В чем он замешан?
— Мне кажется, там какая-то контрабанда. Когда мы с ним говорили, я подумал, что он из-за этого так перепуган.
— Не из-за полиции?
— Нет, — произнес он горячо. — Леон мне говорил, что хотел вам помочь. Но вы только и делали, что мазали мимо цели…
— Где вы с ним встречаетесь? Во сколько?
— Он мой брат. Я не хочу причинять ему вред.
— Я тоже. Где он?
Мартин Фреверт смотрел на конверт перед Лунд.
Лунд смотрела на часы.
Дом в Хумлебю был погружен во мрак. Он показался слишком большим, слишком холодным, слишком пыльным и пустым для шестилетнего ребенка с богатой фантазией. Антон вошел, осторожно ступая по закрытому полиэтиленом полу, прислушался.
Они говорили о том, чего здесь не было: об игрушках и мебели, о кроватях и туалетах, о плите и холодильнике. О других очень взрослых вещах.
А на самом деле тут было серо и зябко, и ему совсем не нравилось.
— Ненавижу этот дом, — сказал Антон.
Лицо отца покраснело от гнева, как бывало часто.
— Да?
— Я не хочу здесь жить.
— Придется.
Мальчик подошел к лестнице, нашел выключатель, щелкнул им. Посмотрел вниз. Там был подвал. Это что-то новое.
Сердитый окрик за спиной. И потом мамин голос:
— Оставь его, Тайс.
Он спускался по лестнице и с любопытством осматривался.
Мама воскликнула где-то наверху:
— Эмиль, пойдем, я покажу тебе твою комнату. Она такая красивая.
Над головой Антона затопали шаги по деревянным половицам.
Три этажа и подвал. Зачем? В его настоящем доме был только один этаж и еще гараж, и этого хватало.
Через пару маленьких синеватых окошек под потолком падал неяркий свет от фонаря на улице. Достаточно, чтобы увидеть: тут полно мусора и грязи.
А может, и крысы есть. И другие чудища, которые прячутся в темноте.